Итальянец на службе у русского царя - Сергей Николаевич Спящий

У Леонардо дрожали руки. Пороховой дым и всё забивающий душный запах крови лезли в нос, мешали дышать, смотреть, говорить и слышать. Какой-то сумасшедший крикнул: — Вниз!

Уцелевшие монахи нырнули в дымное марево, затянувшее низ разбитой взрывами лестнице с лежавшими там телами.

Выбив упоры, Мишка подхватил тележку с наполовину ещё заряженной сбруей и лихо покатил вниз проезжая иной раз прямо по телам, лишь следя чтобы сбруя не вывалилась при сильном толчке. Леонардо ничего не оставалось как последовать за товарищем.

Внизу послышались выстрелы и звон клинков. Монахи отбивали первый этаж обратно у захвативших его басурман пользуясь их растерянностью и тем, что после бойни на лестнице их там осталось всего несколько человек.

Словно скрывавшийся до самого последнего мгновения в тумане айсберг надвинувшийся на корабль из порохового дыма появилось лицо монаха, а его руки крепко вцепились в бок тележки: — Помогайте, братишки!

Остатки басурман навалили баррикаду и отстреливались из неё как из крепости так, что к ним не подойти и не взять. Были бы гранаты — другое дело, но их давно не осталось ни у нападавших, ни у обороняющихся. Пушки есть, но они смотрят наружу, а их попробуй ещё спусти со стен и прикати.

Леонардо с Михаилом вывезли телегу на позицию. Бушевавшая на улице пурга не думала прекращаться, но сейчас на неё никто не обращал внимание. Разгорячённый идущим боем мастер не обратил внимание на то, что выскочил на мороз без шубы. Сердце колотилось как безумное и ему совсем не было холодно, а налипавший на волосы снег тут же испрялся.

Расстояние полсотни метров. Далековато, но в пределах допустимого для укороченных ракет, которыми сейчас была наполовину снаряжена сбруя.

— Жгите гадов! — попросил монах. — Там османский колдун прячется. Его они и защищают.

— Ora puniamo questi maiali! (накажем свиней!)

Леонардо выпустил сразу все оставшиеся ракеты. Завывая, они полетели в сторону баррикады разрываясь на корпусах перевёрнутых телег и сваленных в кучу брёвен поджигая их. Меньше чем за минуту на площади пылал огромный костёр, а изнутри доносились крики. Османы предприняли последнюю попытку атаковать, желая вырваться из огненной ловушки и, самое главное, вывести контролёра. Точнее это контролёр желал вырваться и окружающие его куклы изо всех сил пытались выполнить его желание. Они выскакивали из огня и тут же ложились под плотным огнём приехавших на пародвижетелях царских стрельцов.

— Леонардо, ты ранен!

— Что? — он обернулся и только при резком движении ощутил дискомфорт в груди, а когда опустил глаза то увидел торчавшую в плече стрелу. — И когда только успели.

Поразительное дело. Пока не знал, то ничего и не болело. Даже сам момент попадания в него стрелы удивительным образом пропустил. Но сейчас увидел и разом всё навалилось. Усталость, боль, страх и холод такой, что зубы принялись выбивать чечётку.

— Царь меня точно в монастырь сошлёт за то, что тебя не уберёг, — сокрушался Мишка. Голос постепенно отдалялся будто говоривший отходил дальше и дальше. Или мастеру только показалось. Сознание стремительно ускользало.

— Эй, кто-нибудь! — надрывался Михаил, стоя над телом потерявшего сознание Леонардо. — Да, ты. Вот ты. Хватай его и понесли. Осторожнее, дубина. Не дрова несёшь, а живого человека. Раз. Два. Взяли!

* * *

— Это меня в монастырь, а тебя на плаху, — «успокоил» племянника Василий Мстиславович.

Сам виновник с покаянной головой стоял в кабинете главы государева надзора и понуро молчал, сознавая свою вину.

— Тебе что было сказано? — продолжал ярится Василий Мстиславович. — Следить и охранять, чтобы с этого итальянца и волос без царского и моего разрешения не упал! А ты? Потащил его под пули. Под стрелы его потащил! Захотелось в войнушку с османами поиграться?! Ракеты свои чёртовы запустить захотелось! А теперь? Если Фрязин погибнет, царь мне этого не простит. А уж я до этого про тебя не забуду! Чучело соломенное. Бревно сухое. Колодец без ворота. Коса без рукояти. Вот кто ты такой!

— Да разве я… Он сам полез… — попробовал оправдаться Михаил.

— Так ты при Фрязине для того и был поставлен чтобы он никуда «сам» не лез! — буквально закричал Василий Мстиславович.

Выкрикнув, он выдохнул и уже спокойнее спросил, настраиваясь на деловой тон: — Как он там кстати? Рана опасная?

Почувствовав, что основная часть грозы прошла мимо, Мишка немного ожил: — Всё хорошо. Стрела на полпальца только вошла, рана пустяковая. Только вот простыл иноземец. По морозу без шапки бегал, ледяным воздухом дышал и простыл. Его сейчас лекари от лихоманки лечат.

— Смотри, если не вылечат, если помрёт Фрязин, — начал снова распаляться глава государева надзора.

— Не извольте беспокоиться! — вытянулся словно на смотре-параде. — Лежит он под присмотром лучших докторов из числа тех, кого царь сам лично докторскому делу учил! Они и полумёртвого на ноги поднять смогут.

— А если…

— Четырёх стрельцов к мастеру приставил, — отчитался Мишка, даже не дослушав вопроса: — Двое на входе в больницу и двое на входе в палату. Ничего не случится. Никакого «если»!

— Смотри у меня, шельмец!

— Смотрю в оба! — пообещал он.

— Эх, не был бы ты моим племянником, уже давно где-нибудь под Киевом бы бегал, вылавливая татей и заговорщиков.

— Осмелюсь спросить, — уточнил он. — Приказ Дивных Дел сильно пострадал?

— Порядочно. И не он один. Егеровская мануфактура сгорела полностью. Ещё на двух с трудом отбились, наполовину там всё развалили. Ключ-Каменский завод в развалинах. Басурмане его захватили, пришлось из пушек свой завод расстреливать и обратно штурмом брать. Мастеров погибли десятки. Подмастерий того больше. Царь Иван Васильевич в ярости. А знаешь кто виноват?

— Османы? — предположил «племянник».

— Мы! Мы с тобой виноваты, что не предусмотрели! Басурманин — подлый враг, с него нечего взять. Всегда был таким и ещё долго будет. Но мы должны были бдить! Обязаны были быть готовы, а оказались не готовы. Если бы ты один был виноват, то как есть в холодную бы посадил на год, а то и на все десять. Но все виноваты и я в том числе. И даже больше остальных потому, что не предусмотрел, не уберёг.

Михаил растерянно молчал не зная, что и сказать в ответ на спонтанную начальственную исповедь. Плохо дело, коли глава государева надзора вдруг перед простым тёмником начинает виниться.

К счастью, Василий Мстиславович взял себя в руки и только кивнул Михаилу на дверь. — Иди, мол. И если с Фрязином ещё хоть что-нибудь случится.