Черные ножи 5 - Игорь Александрович Шенгальц
Наконец-то беседа окончилась. Штурмбаннфюрер терзал меня битый час, пытаясь поймать на нестыковках. Впрочем, при этом я чувствовал, что он не верит в мою причастность, иначе действовал бы иначе. Пока же я проходил лишь как случайный свидетель, один из последних, кто видел министра живым. Полагаю, его телохранителям досталось куда больше, если они вообще еще живы. Так прошляпить убийцу, не проследить за охраняемым объектом, бросив его на произвол судьбы — это преступление. Хотя, даже отправься они со Шпеером, живыми бы из фойе не ушли. Кузнецову что один человек, что трое — вот кто профи высочайшего класса! Он уложил бы каждого пытавшегося помешать.
После убийства министра, понятное дело, начался сущий ад. Все вокруг бегали, хватались за оружие, проверили все помещения, но, разумеется, никого не нашли. Приехала криминальная полиция, Гестапо, еще какие-то непонятные люди, весьма грозные на вид. Представители разных ведомств громко ругались между собой, а труп Шпеера все это время лежал в луже крови. Голова министра была прострелена, и на костюме виднелись кровавые пятна. Потом все же догадались прикрыть тело и вызвали труповозку.
Лени было плохо. Она рыдала навзрыд, уткнувшись мне в плечо. После нас разделили. Меня поначалу отвезли в штаб и посадили в камеру, и я проторчал там несколько часов. Затем Рихтгофен вызвал и начал допрос, закончившийся абсолютно ничем.
Слушая вопросы, которые задавал штурмбаннфюрер, я тоже пришел к определенным выводам. Убийцу не задержали, его даже никто не видел. Администратор прибежал на звуки выстрелов буквально минуту спустя, но фойе уже пустовало.
Проверяли зрителей, проверяли прохожих, но это ничего не дало. Еще бы, Николай Иванович уже давно был в офицерской квартире. Какие версии имелись у следователей, было понятно и без слов: подготовленный убийца, вероятно, военный, знающий город и окрестности, умеющий слиться с толпой, он следил за Шпеером и воспользовался удачным моментом. В то, что операция была спланирована заранее, поверить было сложно. Невозможно с точностью предсказать цепочку произошедших событий, поэтому оставался только элемент случайности. По крайней мере, я бы подумал именно так.
Было глубоко за полночь, когда я попал домой. Тут же лег спать — нужно быть отдохнувшим, и проспал до утра, когда за мной приехал служебный автомобиль. В штабе первым делом я наткнулся на Кузнецова, который как ни в чем не бывало курил у окна.
— Доброе утро, лейтенант, — поприветствовал он меня.
— И вам здравствуйте, господин капитан, — я поражался его абсолютному спокойствию и невозмутимому виду.
— Говорят, у вас выдалась трудная ночь? Я слышал о гибели министра. Большая трагедия, такая потеря для страны.
Его самого, судя по всему, на допрос не вызывали. Да и с какой стати? Никто не видел Зиберта в кинотеатре, значит, его там и не было, верно?..
— Ужасное происшествие, — согласился я, — полагаю, в этом замешаны коммунисты!
— Здесь, в сердце Берлина? — поразился Зиберт.
К нам подошли как раз фон Ункер и Баум. Фон Ункер мрачно добавил:
— Не удивлюсь, если коммунисты тут не при чем. Нас отстреливают, как бродячих собак, и никто ничего не может с этим поделать. Сначала Кляйнгартен и Коше — но там хотя бы понятно, не повезло. Теперь Шпеер.
— На фронте проще, — согласился Зиберт. — Там знаешь, где враг. А здесь…
— Быстрее бы обратно, — мрачно протянул фон Ункер, — но эти чертовы новые дивизии… мы никак не можем набрать людей!
— Кстати, а как там госпожа Рифеншталь? — спросил капитан.
— Понятия не имею, — пожал я плечами, — нас разделили, и больше я ее не видел. Полагаю, она в шоке.
— Еще бы, — понимающе кивнул фон Ункер, — пережить два таких ужасных вечера один за другим…
— Главное, что она жива. Я навещу при случае, если Лени не сбежит из этого проклятого всеми богами города.
Мы разошлись по своим кабинетам, работы каждому хватало. Я все ждал, что штрумбаннфюрер навестит меня еще раз, но фон Рихтгофен все не появлялся. Видно, окончательно уверился в моей непричастности.
Штаб шумел как растревоженный улей. Ко мне то и дело заглядывали офицеры, желавшие поинтересоваться подробностями вчерашнего вечера, но я отнекивался, ссылаясь на секретность сведений. Они понимающе кивали, уходили, но через пять минут заходили другие, и все шло по кругу.
Но потом ко мне вошел крайне недовольный происходящим фон Штауффенберг и с ходу заявил:
— Фишер, вы где пропадаете? Все утро вас ищу!
Пришлось прикрыть дверь от прочих посторонних и подробно, насколько это было возможно, рассказать полковнику о произошедшем вчера. Его, как и штурмбаннфюрера, интересовали мелкие детали, но, конечно, про роль Зиберта я не упомянул ни словом, да и про свое участие умолчал. Одно дело планировать свержение верховной власти, а совсем другое — убивать всех подряд вокруг, до кого только можешь дотянуться. На это, как говорится, граф не подписывался.
Выслушав историю до того момента, как я вернулся в особняк, Клаус покачал головой:
— Жаль… крайне жаль, что все так получилось. Шпеер был одним из самых адекватных людей, кого я знал. У нас были на него большие планы.
— Найдете другого, — пожал я плечами.
В моей исторической линии Шпеер просидел в тюрьме двадцать лет, полностью отбыв срок, назначенный ему Нюрнбергским трибуналом, и никакой роли в судьбе послевоенной Германии уже не сыграл. Он тоже, как и многие другие, пытался обелить себя и после писал в мемуарах, что «лишь исполнял свой долг перед страной» и что ничего не знал о многочисленных преступлениях нацистов, но поверить в это сложно, учитывая уровень осведомленности и допуска министра к самым разным секретным документам и отчетам.
Так что я не рассматривал личность Шпеера, как необходимую в дальнейшем нашему командованию. Конечно, я мог и ошибаться, но… остановить Кузнецова даже не стал бы пытаться.
Сама идея — столь нагло и красиво убрать рейхсминистра в столице, практически на виду у всех, была гениальна. Запугать других открытым террором, показать, что неуязвимых не существует — эта была мощнейшая акция, которая устрашит многих, а остальных заставит крепко задуматься.
— Где их взять, других? — вскинул на меня взгляд фон Штауффенберг. — Вы думаете, если Адольфа не станет, все пойдет как по маслу? Нет! Начнется грызня