Черные ножи 5 - Игорь Александрович Шенгальц
— Ничего, Союзу найдется, чем ответить на новую угрозу, — создание ядерного оружия надолго закроет эту проблему, и если в этот раз мы успеем раньше американцев, то никто даже рыпнуться не посмеет. Но рассказывать все это графу я не стал.
— Полковник фон Фрейтаг-Лорингофен вчера передал мне два пакета взрывчатки, — понизив голос, сообщил Штауффенберг, — и к ним «карандашные» взрыватели. Знаете, что самое любопытное?
— И что же?
— То, что взрывчатка британского производства. Невольно закрадываются вопросы…
— Не тайная ли это операция англичан? — понимающе кивнул я.
— Вот именно! Что, если в итоге все сыграет на руку только им?
— Не волнуйтесь, весь мир выиграет, если фюрер умрет. Вот только…
— Что еще? — заволновался Клаус.
— В случае убийства, он превратится в мученика, станет святым для многих… в идеале нужно, чтобы он сдох, как свинья, в луже собственных нечистот. Но…
— Но этого мы с вами осуществить никак не сумеем. Нам бы тут не облажаться.
— Справимся, — подбодрил я его. — С нами правда!
— Прежде я искренне считал, что правда с Германией, — тяжело вздохнул полковник, — и не только правда, а Божья воля. Вот только после северной Африки все переменилось. Там я видел такое… никому того не желаю. А потом вернулся в империю, и что? Бездарность и некомпетентность руководства, жадность и людоедство, пусть не в прямом смысле. Разве ради этого я воевал и потерял глаз и руку? К этому я стремился? Ведь наши цели изначально были совсем иными, благородными, а помыслы — чисты и непорочны. По крайней мере, мои и моих товарищей. И куда все скатилось? В ад…
Я не нашелся с ответом и просто промолчал. Штауффенберг вышел из кабинета, но буквально через минуту без стука ко мне завалился Зиберт.
— Есть разговор, — таинственно заявил он.
— Вечером в особняке, где я квартирую, — предложил я.
Николай кивнул и тут же убежал. Если бы было что-то срочное, он бы не ушел, а так подождем с объяснениями до свободного часа. Удобный случай передать микропленку без свидетелей, ведь другого может не представиться. Брать с собой в штаб столь важную вещь я не рисковал.
Телефон на столе задребезжал, я снял трубку и услышал усталый голос Лени:
— Рудольф, это ты?
— Я… — что ей сказать, чем утешить… а, собственно, зачем?
— Хочу тебя видеть!
Хелен — ниточка к Адольфу, разрывать с ней связь неразумно. Тем более это будет выглядеть подозрительно после произошедшего.
— Приеду к тебе в шесть часов.
— Жду!
Разговор прервался.
Ехать к Лени я не очень хотел, но и терять с ней контакт — тоже. В конце концов, она лично была знакома не только с Гитлером, но и со многими высокопоставленными чинами, и еще не полностью отыграла свою роль. Шпеер — лишь первый номер, я был уверен, что амбиции Кузнецова простираются много дальше.
До конца дня меня более никто не побеспокоил, и я продолжил заниматься уже привычным вредительством, манипулируя с недобросовестными поставщиками. Я делал заказы уже не только для новых дивизий, но и для всей армии резерва, да и для действующих на фронте частей.
Небось, как прихватит желудочный грипп и дизентерия, так сразу пропадет всяческое желание воевать. А после тех продуктов, приказы на которые я подписывал, это было неминуемо. Просрочка, некондиция — все шло в дело.
Страдайте, твари, мучайтесь! А если при этом часть вас подохнет, тем лучше!
Хороший нацист — мертвый нацист.
Если ты пришел на войну, будь готов на ней умереть. Если тебя заставили силой, мобилизовав против воли, это тоже твои проблемы. Значит, надо было думать раньше и уехать далеко, пока такая возможность еще имелась. К сожалению, многие умные мысли приходят слишком поздно, когда ничего уже не исправить и не поменять.
Я вышел на улицу. Погода была приятная: дул теплый весенний ветерок, небо очистилось от туч, а солнце еще только начинало свой путь к горизонту. Сказав шоферу, что на сегодня он свободен, я неспешно пошел по улице. До назначенного часа было еще долго, и я в кои-то веки просто прогуливался, дыша полной грудью.
Авиация сегодня Берлин не беспокоила, и можно было не опасаться погибнуть случайным образом.
Впереди меня на другой стороне улицы шла невысокая женщина в сером пальто. В правой руке она держала сумку и явно куда-то спешила.
В следующий момент она оступилась, пошатнулась и чуть было не упала, нелепо взмахнув руками и лишь чудом сумев сохранить равновесие. При этом из ее сумки вывалился кошелек, но женщина этого не заметила и засеменила дальше. Я был на изрядном расстоянии, но все же быстро перебежал через дорогу и поднял кошелек. Он был приоткрыт и из него выпали продовольственные карточки.
Невольно глянул на фамилию, указанную на них: Мария Эльфрида Шольц, тысяча девятьсот третьего года рождения. Вроде, незнакомое имя…
Я ускорил шаг, но все не мог нагнать женщину, которая тоже шла быстро, и эти догонялки мне быстро надоели:
— Подождите! Да подождите же! — крикнул я.
Она недоуменно обернулась, увидела мое недовольное лицо и испуганно прижалась к кирпичной стене дома.
— Вы выронили это, госпожа Шольц, — я протянул ей кошелек, но вместо того, чтобы его взять, Мария перепугалась еще больше.
— Откуда вы знаете мое имя? — голос ее буквально звенел от напряжения. Словно она давно чего-то опасалось, и вот этот черный час настал.
— Прочитал на продовольственной карточке. Она выпала из кошелька.
Мария слегка успокоилась и взяла, наконец, кошелек, а у меня в голове внезапно щелкнуло, как уже не раз бывало, когда отложенные знания всплывали не сразу, а некоторое время спустя.
— Послушайте, а нет ли у вас брата? — спросил я, желая подтвердить или опровергнуть свою догадку.
— Есть, а вам что с того? — ее лицо опять исказилось от страха.
