Итальянец на службе у русского царя - Сергей Николаевич Спящий

— Отец — великий человек, — подтвердил цесаревич.

— Человек ли? — усмехнулся мастер. — Если бы он сказал, что ангел божий, то я бы без сомнений поверил ему. Если бы назвался богом, то клянусь, что я стал бы самым истовым и верным его поклонником. Но он упрямо называет себя человеком и мне остаётся только склонить голову и согласиться с этим его решением.

— Расскажи мне больше про доспех, — попросил Иван Молодой. — Надолго ли хватает сжатого воздуха? Что будет если он закончится?

— Увы ненадолго, — признал Леонардо. — Я не смог подобрать материал, в котором можно было бы хранить больше воздуха. Чем сильнее он сжат, тем больше стремится освободиться и при каком-то пределе разрывает даже самые прочные хранилища. Поэтому его объём невелик и мастерство витязя будет во многом определяться его умением грамотно и в нужный момент использовать невеликие запасы. Когда же пневма закончится, доспех всё ещё останется боеспособен, но уже не будет иметь возможности ускорять движения с помощью пневмы, усиливать ею удары или двигать дополнительными конечностями иначе чем в ручном режиме и по очереди.

— Неужели ты сам придумал? — восхитился цесаревич.

— Что-то придумал. Что-то подсказал Государь. Те же доспехи уже применялись им в битве за Тульскую крепость, я лишь перераспределил их вес чтобы он упирался в землю, а не давили на плечи витязя. Доспехи стали более мобильны, но всё ещё не могут действовать самостоятельно, в отдалении от баз поддержки. А небесные ладьи и есть прекрасные базы поддержки, где техники смогут чинить доспехи между битвами и сжимать воздух перед боем так как хранить его долгое время сжатым пока не получается. Мы, мастера, даём тебе, цесаревич, могучее оружие, но использовать его нужно будет правильно, там и тогда, когда это возможно и необходимо.

— Я понимаю, — кивнул Иван Молодой. — Это единственный опытный экземпляр или есть ещё?

— Есть и ещё. Мы доведём их до ума в самое скорое время и начнём делать новые, — пообещал Леонардо. — Также я подготовлю мастеров и помощников чтобы они могли прямо на борту воздушных судов чинить броню и обслуживать её. Тебя прошу найти храбрецов готовых заключить своё тело в железо и научиться управлять доспехами. Это не просто. Учиться придётся много.

— Мнится, что науку управления дивным доспехом воины будут постигать с удовольствием. Я и сам бы хотел, — попросил цесаревич.

Леонардо хотел было возразить, но Иван Молодой предвосхитил возможные возражения: — С отцом поговорю сам. Уверен, он даст добро.

* * *

Марья Петровна открыла глаза и сладко потянулась как после долгого-долгого сна.

Как же она так уснула? — задумалась девушка.

Что-то беспокоило. Может быть тот страшный сон когда её схватило какое-то чудовище и прыгало с ней с крыши на крышу убегая из Москвы, а потом её долго везли прочь сначала в повозке, потом на корабле постоянно давая вместе с едой какое-то сонное зелье от которого она и другие пленники спали по пятнадцать — двадцать часов в сутки. Удивительно муторный и неприятный сон. Но почему-то на редкость подробный. И, в отличии от обычного сна, который забываешь в течении нескольких минут после пробуждения, этот, наоборот, обрастал дополнительными деталями и совсем не хотел забываться.

А где она, собственно говоря, находится?

Марья оглянулась поняв, что очнулась в какой-то нише, выдолбленной в камне. На дне плескалась густая жидкость. Не много, где-то два или три сантиметра. Кроме того, жидкость была тёплой и, почему-то, создавала ощущение покоя и безопасности. Лежать в ней было весьма приятно.

Подняв глаза, девушка ожидал увидеть потолок пещеры, но вместо этого вид сверху ограничивал сложенный из крупных, плохо обтёсанных камней свод. Она села и только тогда обнаружила что полностью обнажена. Впрочем, это уже не пугало. Почему-то очнувшись в таком странном месте, Марья не испытывала того страха, какой, по её мнению, должна была бы испытывать. Она чувствовала сильное недоумение и лёгкое любопытство, а вот страха, как такового, не было. Разве только создавалось странное ощущение будто ей нужно встать и куда-то идти. Как будто её кто-то позвал, но она забыла об этом и осталось только подсознательное чувство что её кто-то ждёт и что нет необходимости оставаться здесь излишне долго.

Марья встала, выпрямившись во весь рост. Подвальное помещение, где она очнулась оказалось не таким большим, каким могло показаться с положения лёжа. Небольшая келья с выдолбленной в полу ямой, где она до этого лежала. Пол — утрамбованная до каменной твёрдости земля. Потолок — каменный, грубо сложенный. Стены тоже каменные. Из всей мебели одна только старая деревянная дверь.

— Почему я вижу? — поразилась Марья, вертя головой. Никаких источников освещения вокруг не имелось, но она была полностью уверена, что вокруг неё пустое пространство, ограниченное кольцом стен и дверь.

Безошибочно протянув руку, коснулась крепких досок. Толкнула, открывая незапертую дверь и вышла в коридор. Здесь тоже не имелось никакого освещения, но она каким-то образом поняла, что коридор идёт прямо на полсотни метров и в обе стороны от него расходятся двери ведущие в такие же кельи как у неё. Некоторые из них заперты, но парочка открыта и в каждой открытой тоже выкопана в полу яма в человеческий рост. Это месть могло бы быть тюрьмой, но не имелось решёток, да и стражники отсутствовали. Пустые ямы напоминали могилы, но думать об этом было неприятно, и она приказала себе не думать про них.

Ей следовало идти дальше по коридору и вверх по лестнице из выщербленных ступеней. Откуда-то Марья знала, что именно там её ожидает… кто? Неизвестно. Но то, что её ждут она была полностью уверена. Да и что ещё оставалось делать? Она пошла к выходу из каменного мешка. Босые ступни касались холодного камня, казалось, никогда не видевшего солнца. Наверное, он был холодным. Как и воздух в подземелье. Но Марье не было холодно.

Большие двери из той же крепкой, окаменевшей от времени древесины с вставленным в неё кольцом. Потянув за кольцо, Марья открыла их и тут впервые увидела свет и смогла разглядеть новое помещение. Как она видела в темноте за закрытыми дверями оставалось непонятно.

Свет издавали две масляные лампы на полу, у ног тех, кто явно ожидал её пробуждения, встречая. Дёрганный,