Зловещие маски Корсакова - Игорь Евдокимов

– Вы просто спасли меня, Владимир Николаевич! Я уж было собирался препарировать растение столовыми приборами.

На веранде остались только Корсаков и Постольский. Стол перед ними просто ломился от еды. Усилиями Марфы Алексеевны и еще одного слуги, паренька в белых перчатках, из кухни на веранду перекочевали каша, котлеты, яйца (всмятку, а также в виде омлета и болтуньи), пироги (с мясом и ягодами), а еще сыр, холодное мясо, масло, мед и прочие угощения. Вопреки обыкновению, Владимир пил крепкий чай – он разумно полагал, что кофе старая кухарка варить не умеет, а потому не рискнул притрагиваться к любимому напитку, к тому же щедро разбавленному молоком с пенкой.

Особое внимание Марфа Алексеевна уделила Постольскому. На его тарелку перекочевало столько еды, что выросшая гора наполовину скрыла его от сидящего напротив Корсакова.

Когда Павел попытался остановить неиссякаемый фонтан щедрости, кухарка укорила его, будто неразумное дитя:

– Эвон чего удумал! Ты на себя-то глянь! Худющий же, аж смотреть страшно, сердце кровью обливается. Ты не спорь, а кушай. Иначе как будешь службу государеву нести да изуверов ловить?

После чего Марфа Алексеевна предприняла попытку заткнуть поручику рот, воспользовавшись пирожком вместо кляпа. Когда Постольский насилу отбился, а кухарка со слугой оставили их в одиночестве, Корсаков не выдержал и поддел приятеля.

– Слушай, похоже, все женщины в усадьбе находят тебя неотразимым. Умоляю, поделись: в чем секрет твоей привлекательности? – спросил он, с лукавой улыбкой перекатывая монету меж пальцев.

Реакция Павла удивила его. Владимир привык к неопытности поручика и его постоянному смущению. Однако, вместо того чтобы еще сильнее покраснеть и замкнуться, Павел откинулся на спинку летнего кресла и спросил сам:

– А что, думаешь, тебе бы пригодился?

Корсаков несколько опешил, а Постольский продолжил:

– Слушай, я признаю, что до твоих знаний мне очень и очень далеко. Более того, я благодарен, что ты со мной ими делишься. Но, прошу, постарайся сдерживаться со своими шуточками. Если же тебя действительно интересует, как начать нравиться окружающим, то для начала перестань ходить со столь высокомерным видом и отпускать колкости. Думаю, поможет.

Сказав это, Павел спокойно отпил чай и принялся ждать ответа. В повисшей тишине звякнула упавшая на стол монета. Корсаков понял, что во время тирады Постольского он застыл с открытым ртом, застигнутый врасплох внезапной отповедью. Пришлось напомнить себе, что Павел прошел военное училище и с обидными шуточками «старших» знаком отнюдь не понаслышке. Более того, будущий поручик посмел пойти наперекор традиционному «цуку», даже зная, что это может означать конец его еще не начавшейся карьеры.

Корсаков устыдился – он вновь повел себя как вредный подросток, обидев приятеля. И если раньше в таких случаях ему на помощь приходил брат, как никто другой умевший сгладить неловкость в общении с окружающими, то теперь ему приходилось разбираться с последствиями своей несдержанности самостоятельно.

– Кхм, я… постараюсь, – ответил он, не найдя в себе сил извиниться.

– Буду признателен, – отозвался Павел. – Что же до Софьи… В общем, я довольно много узнал о том, как слуги относятся к произошедшему.

– И как же? – спросил Владимир, благодарный за возможность сменить тему.

– Они напуганы. Так же, как и хозяйка. За Наталью Аркадьевну все очень переживают. Коростылева они любили, но в последнее время, как говорят, он сильно переменился.

– Они сказали, каким образом?

– Софья подтвердила, что он стал очень много времени проводить один, в кабинете. И она тоже слышала, как Николай Александрович говорит сам с собой, хотя слов разобрать не смогла. Что же до озера, то о нем и впрямь всегда ходили недобрые слухи, но вот в деревне и усадьбе все было спокойно, молва их мистическими свойствами не наделяла. Но после пропавших рыбаков и зарева над водой местные начали беспокоиться. Некоторые слуги уже хотели уволиться, хотя идти им здесь особо некуда. Если бы не Федор, то ситуация была бы хуже. Дисциплина у него здесь железная. Он хоть и камердинер, но, по сути, занимается всей усадьбой – выслушивает управляющего, раздает указания. С одной стороны, за это его уважают. С другой – пошли шепотки, что он слишком много на себя берет. Будто сам барином стал.

– Интересно, – задумчиво протянул Корсаков. – Давай-ка после завтрака переместимся в кабинет. Думаю, Коростылев должен был оставить хоть какие-то записи о том, что его так волновало в последнее время.

– Считаешь, что происходящее не дело рук человеческих?

– Пока не знаю, но творящееся здесь мне очень напоминает один случай, с которым я недавно столкнулся… – начал было Корсаков, но замолчал, глядя, как из дверей усадьбы вышел Федор и быстрым шагом направился к ним.

– Владимир Николаевич, хозяйка просит вас незамедлительно подняться к ней, – сказал камердинер. Он старался выглядеть невозмутимо, но Корсаков видел, что слуга обеспокоен.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Вам стоит услышать это от Натальи Аркадьевны.

IX

1881 год, июнь, усадьба Коростылевых, утро

– Он жив, – прошептала Наталья Коростылева. – Вы должны найти его.

– Кто жив? Николай Александрович? – уточнил Корсаков.

– Да. Он приходил ко мне. Я видела его! Собственными глазами!

Они беседовали в полутемной спальне. Плотные гардины наполовину закрывали окна, оставляя только щелки, через которые просачивался солнечный свет. Наталья лежала в кровати, укутанная одеялами так, что виднелось лишь ее лицо. И лицо это Корсакову не нравилось – лихорадочный румянец и блеск глаз выдавали крайнюю нервную ажитацию. Возможно, жар. Владимир сделал себе мысленную пометку сказать Федору, чтобы тот пригласил врача. Сам Корсаков стоял у подножия кровати, озабоченно глядя на хозяйку усадьбы.

– Расскажите, где вы видели его, – попросил Владимир.

– Он был здесь. Прямо здесь, где вы сейчас стоите. – Коростылева говорила короткими отрывистыми фразами, словно ей не хватало дыхания. – Я проснулась рано утром. Засветло. Мне снились кошмары. Я открыла глаза – и увидела его. Он стоял в темноте. У подножия кровати. Смотрел на меня.

– Вы уверены, что это был он? Что вам не приснилось?

– Вы сговорились, что ли? – Глаза Коростылевой гневно сверкнули. – Федор спросил меня то же самое! Думаете, я не в себе? Думаете, не отличу сна от яви? Не узнаю собственного мужа?

– Ничего подобного, – успокаивающе ответил Корсаков. – Мне лишь нужно уточнить факты. Что делал Николай?

– Ничего. Просто стоял и смотрел. Я окликнула его, но он не ответил. Тогда я потянулась за свечой на тумбочке. Но когда я зажгла ее, в комнате уже никого не было.

– Возможно, вы что-то слышали? Например, скрип половиц или закрывающуюся дверь? Или почувствовали?

– Нет,