Марица. Исток - Александра Европейцева

Они были истощены. Кожа натянута на костях, впалые щёки, огромные глаза, полные не детского, а старческого ужаса. Увидев нас, они не бросились бежать, не закричали. Они просто смотрели, затаившись, как зверьки, понявшие, что убежать уже не смогут.

— Боги милосердные… — прошептал Паргус, и его голос дрогнул, сорвавшись на шепот. В его простодушном сердце эта картина не находила себе оправдания.

Мы спешились, стараясь двигаться плавно, не делая резких движений. Демитр поднял руки, показывая, что мы не опасны. Серан, не дожидаясь команд, уже рылся в вьюках, доставая вяленое мясо и сухари.

Дети не двигались, пока Серан не положил еду на камень перед ними. Тогда старший мальчик, с лицом, почерневшим от грязи и усталости, медленно, как старик, подошёл и схватил припасы. Он молча разделил их между остальными. Они ели жадно, торопливо, не отрывая от нас испуганных глаз.

Взрослые, как мы обнаружили, были здесь. «Спящие». Они сидели внутри полуразрушенного дома, прислонившись к стенам, с пустыми, невидящими взглядами. Родители? Соседи? Кто-то должен был заботиться о детях. Но теперь эта обязанность пала на нас.

Мы оставили им почти всё, что могли позволить себе отдать, — большую часть наших скудных припасов. Это был безрассудный поступок, но молчаливое решение созрело мгновенно. Никто не возразил. Даже Чефарт, обычно язвительный, лишь мрачно хмыкнул и отдал детям свой дорогой паёк — копчёное мясо и несколько сухофруктов.

— На, ешьте, — буркнул он, отворачиваясь. — Но не все сразу. Растяните. Мало ли…

Припасов, по нашим прикидкам, могло хватить им на несколько дней, да еще мы нашли немного зерна в засыпанном подвале ближайшего амбара. Демитр, опустившись на корточки перед старшим мальчишкой, терпеливо и медленно показал ему, как разжечь маленький костерок и сварить подобие каши, чтобы прокормиться. Но это было все, что мы могли для них сделать. Мы уезжали под пристальным, немым взглядом этих детей. Они так и не сказали ни слова. Только смотрели, пока мы не скрылись в тумане. Этот взгляд будет преследовать меня ещё долго.

Все эти дни я невольно наблюдала за Паргусом и Таши. Мой друг-демон окончательно потерял голову. Его влюблённость была написана на лице — в том, как он смотрел на неё, как старался ехать рядом, как подбирал слова, чтобы вызвать у неё хоть тень улыбки.

Таши была… ласкова. Насколько это вообще было для неё возможно. Она отвечала на его вопросы, иногда даже затевала короткие разговоры о механике или свойствах местных камней. Но стоило Паргусу попытаться сократить дистанцию — коснуться её руки, сесть ближе у костра, — как она тут же отдалялась. Стена оставалась стеной, лишь иногда позволяя заглянуть в щель.

Во время очередного привала, когда Паргус снова увлечённо что-то объяснял ей, чертя схемы на влажной земле, ко мне подошли Дао Тебарис и Чефарт.

— Нам нужно поговорить, — тихо сказал Дао, его бесстрастное лицо было напряжено.

Мы отошли чуть в сторону, к краю каменистой гряды, где туман был чуть реже.

— Этот фарс заходит слишком далеко, — без предисловий начал Чефарт, его янтарные глаза метали искры. — Твой демон ведёт себя как щенок, а эта девчонка водит его за нос. Я не верю в её внезапную перемену. Это ловушка.

— Я разделяю опасения лорда Чефарта, — холодно добавил Дао. — Её поведение нестабильно и непредсказуемо. Эмоциональная привязанность Паргуса делает его уязвимым. И всю нашу группу — вместе с ним. Она — слабое звено. Возможно, спланированное.

Я вздохнула, сжимая переносицу пальцами. Усталость давила на виски тяжёлым камнем.

— Я знаю. Я вижу то же, что и вы. Но что я могу сделать? Приказать ему перестать испытывать чувства? Он взрослый, он сам отвечает за свои поступки.

— Взрослый? — фыркнул Чефарт. — Он ведёт себя на пятнадцать лет от роду. И мы все можем поплатиться за его юношеский максимализм.

— Марица, — голос Дао прозвучал мягче, но твёрдо. — Ты его друг. Поговори с ним. Он слушает тебя. Если не как принцессу, то как товарища. Напомни ему, где мы и какая ставка на кону. Его влюбленность рискует стать фатальной для всех.

Они были правы. Я это понимала. Но мысль о том, чтобы вмешаться в личные чувства друга, вызывала у меня отторжение. Это было грязно, больно… и необходимо.

— Я попробую, — пообещала я. — Но не гарантирую результата. Сердцу, как говорится, не прикажешь.

— Прикажешь, — мрачно возразил Чефарт. — Когда на кону стоит жизнь. Или ты предпочитаешь, чтобы его сердце остановилось от ножа в спине, который воткнёт его возлюбленная?

Они ушли, оставив меня наедине с тяжёлыми мыслями. Когда мы тронулись в путь, я пришпорила Фергуса и поравнялась с Паргусом.

— Прогуляемся? — предложила я, кивнув в сторону от основной группы.

Он удивлённо поднял бровь, но послушно направил коня за мной. Мы отъехали на несколько десятков шагов, чтобы нас не слышали.

— Что случилось, Марица? — спросил он, и в его глазах читалась лёгкая тревога.

— Паргус, я буду с тобой откровенна. Меня беспокоит твоя… симпатия к Таши.

Он покраснел, но не стал отнекиваться.

— Это так заметно?

— Как синяк под глазом, — сухо ответила я. — Слушай, я понимаю. Она умна, необычна, в ней есть загадка. Но мы почти ничего о ней не знаем. Мы в самом сердце безумия, и она — наш проводник, который может привести куда угодно.

— Ты думаешь, она нас предаст? — его голос дрогнул.

— Я не знаю. Но я не могу это исключить. И твои чувства делают тебя слепым к потенциальной опасности. Ты видишь в ней ту, кем хочешь её видеть, а не ту, кто она есть на самом деле.

Он помолчал, глядя на гриву своей лошади.

— А кто она на самом деле, Марица? Ты можешь сказать наверняка? Все её боятся, смотрят на неё как на чудовище. Но я вижу в ней боль. Одиночество. Она как раненый зверь, который шипит, потому что ему больно. Может, ей просто нужен шанс? Немного доверия?

В его словах была такая искренняя, юношеская вера в добро, что у меня сжалось сердце.

— Доверие — это хорошо. Просто тебе не кажется, что для его формирования нужны усилия с обеих сторон? Я уже ей доверилась, когда попросила нас проводить, вот только в ответ не вижу ничего, кроме