Последний вольный - Виктор Волох

Но Леся…

Она едва не отправилась к прабабке дважды за последние сутки. По её следу идут волкодавы из самых темных кланов, готовые перегрызть глотку за тот камень, что лежит у неё в кармане. Ей только что сказали прямым текстом: «Они не остановятся, пока не найдут тебя».

А она даже бровью не повела. В её глазах я видел лишь, расчетливый интерес. Почему она была, так спокойна? Видимо мне не дано этого понять, по крайней мере сейчас… И кажется, именно в этот момент, глядя на её профиль в мелькании уличных фонарей, я впервые осознал, насколько плохо я знаю Лесю.

Все эти месяцы я смотрел на неё через призму её беды. Для меня она была «пациентом», ходячим казусом, сложной магической задачкой. Я изучал её проклятие, искал способы экранировать её фон, думал, как починить этот сломанный механизм судьбы. Но никогда не задумывался, что за всей её безумностью и неким мужеством, скрывается внутри, этой хрупкой оболочки и что на самом деле заставляет её вставать по утрам.

— А много таких заговоров? — спросила Леся, переступая через поваленную сосну. — Они могут найти меня как-то иначе?

— Вагон и маленькая тележка, — отозвался я.

Мы углублялись в чащу Лосиного Острова, стараясь держаться подальше от протоптанных аллей и асфальта. Слева, на просеке, компания студентов жарила шашлыки, гоняя мяч и пугая белок громкой музыкой.

— Поиск по крови, по следу, по фантому… Но серьезная волшба требует времени и подготовки. Ритуал на коленке не слепишь. Если у Горелого и той ведьмы есть мозги, они пока просто обложили твой дом наблюдением и ждут, когда ты совершишь ошибку.

— А мое Лихо? Оно поможет?

— Твое проклятие, Леся, питается хаосом. Ему нужна случайность, чтобы сработать. Если они применят ритуальную магию, жесткую структуру, где каждый шаг выверен по звездам, твоему Лиху будет негде развернуться. Против лома нет приема, если нет взрывчатки.

Впереди показалась семья с детьми и лабрадором. Собака, почуяв неладное, глухо зарычала в нашу сторону, но хозяин дернул поводок. Мы замолчали, пропуская их и давая Лесе возможность обогнуть их по широкой дуге, чтобы случайно не «наградить» ребенка ветрянкой или сломанным самокатом.

— Я всё равно не догоняю, — снова начала она, когда голоса отдыхающих стихли за спиной. Мы перешли через ручей и углубились в ту часть леса, где бурелом лежал нетронутым годами. — Почему так важно, что я смогла его включить? Ну, зажегся он и зажегся.

— Это не просто «включить», Леся. Это «признать». Я просидел над этой дрянью полночи, вливал в него силу, сканировал, и для меня он оставался куском мертвого камня. Ты его коснулась, назвала Имя, и он лег к тебе в руку, как верный пес.

Я перешагнул через гнилой пень, покрытый мхом.

— Одушевленные предметы, или Живые Вещи, сами выбирают хозяина. Я уверен на сто процентов: для любого другого мага, включая меня и Горелого, этот куб — бесполезный сувенир.

— Ты говорил, они этого не знают…

— Они вероятно не знают деталей. Но они знают природу Предтеч лучше нас. И они наверняка догадываются, что артефакт такого уровня свяжется только с носителем определенной крови. Или определенной сути.

— И что это меняет?

Мы вошли в зону «старого леса». Здесь деревья стояли плотнее, стволы были толще, а шум города, МКАДа и электричек исчез. Здесь пахло прелой листвой, грибницей и древней, тяжелой силой. Птицы здесь пересвистывались короткими, тревожными сигналами.

— Я к тому, что они охотятся за тобой не просто как за воровкой, утащившей ценность, — пояснил я. — Они охотятся за тобой, потому что ты… отмычка. Они думают, что только твоими руками смогут открыть то, что им нужно. В любом случае…

— Это значит, что они не отстанут, — закончила за меня Леся. — Пока либо не поймают меня, либо кто-то их не остановит.

Я промолчал. Врать ей смысла не было.

Мы прошли ещё метров двести в тишине. Лес вокруг стал совсем диким, буреломным, словно мы перенеслись на сотню верст от Москвы, хотя до ближайшего метро было полчаса-час ходу. Это была пограничная зона, стык Яви и Нави, где Леший водит кругами, а компас сходит с ума.

— Ладно, — выдохнула Леся, озираясь на мрачные ели. — А что мы делаем здесь? Я думала, мы ищем бункер.

Мы остановились на небольшой поляне, окруженной кольцом старых, скрипучих осин. Лосиный Остров — уникальное место. Официально это национальный парк в черте мегаполиса. Для людей это место для прогулок и пробежек. Для Видящих… самый большой «дикий карман» в Москве. Здесь, если знать тропы, можно найти существ, которые помнят еще кривичей.

— Мне нужен прикид для приема в Совете, — сказал я, отряхивая плащ от хвои. — А тебе нужно место, где тебя не достанет никакая поисковая магия, даже на крови. Это единственное место в Москве, где можно получить и то, и другое, если знать, к кому постучаться.

— И к кому мы стучимся? — Леся поежилась от внезапного порыва холодного ветра.

— К Бабке, — коротко ответил я, глядя в чащу, где между деревьями начала проступать покосившаяся избушка, которой секунду назад там не было. — К хозяйке этого сухого болота. Только рот не открывай и ничего у неё не ешь.

Даже при том, что в Лосином Острове в выходные яблоку негде упасть, у него есть свои «медвежьи углы». Мы пришли именно к такому.

Пересохший ручей, который местные называли Гнилым, прорезал в глинистой почве глубокий, кривой овраг. Его склоны поросли крапивой в человеческий рост и буреломом. На самом краю обрыва, вцепившись корнями в осыпающийся грунт, стоял огромный, почерневший от времени вяз. Его корни, узловатые и толстые, как удавы, спускались вниз, образуя причудливое сплетение.

Хотя голоса гуляющих и лай собак доносились совсем рядом, здесь, в низине, царила глухая тишина. Склоны и плотный кустарник надежно скрывали нас от любопытных глаз. Впрочем, главная причина безлюдности была иной: место «фонило». Обычные люди подсознательно обходили этот овраг стороной, чувствуя беспричинную тоску и желание уйти.

Леся окинула взглядом грязь и переплетение корней.

— Здесь? — с сомнением спросила она.

Я криво усмехнулся.

— Смотри и учись.

Корни вяза образовали перед нами подобие глухой стены. Я секунду изучал их, вспоминая нужный узел, затем протянул руку и постучал костяшками пальцев по витееватому наросту, похожему на бородавку.

— Изольда? — негромко позвал я, обращаясь к дереву. — Это