Иероглиф судьбы или нежная попа комсомолки (СИ) - Хренов Алексей

Жаворонков наблюдал за этим, прищурившись, и вынужден был признать — результат превзошёл его самые смелые ожидания. Лётчики, ещё недавно видевшие новые самолеты в первый раз, теперь действовали слаженно, и в воздухе чувствовался порядок.

Пообщавшись с командирами всех четырёх эскадрилий — старых, 22-й и 23-й, и новых, 52-й и 53-й, — Жаворонков невольно впечатлился размахом организованной Лёхой подготовки. Пользуясь бумагой и своим упорством, Хренов взял две эскадрильи и за месяц вылепил из них боеспособное соединение: с рассвета до темноты люди сидели в кабинах, зубрили матчасть, учились запускать моторы, убирать шасси, держать строй; от кругов и простых взлётов они дошли до полётов шестерками, перестроений, имитации атак и сброса бомб по ведущему, а к концу месяца выполнили общий вылет с заходом на бомбометание и организованным уходом, превратившись из разрозненного молодняка в лётчиков, способных действовать строем.

Лёха похудел и осунулся, щеки провалились, глаза порезались злыми морщинами, походка стала пружинной, как у сайгака, которого гоняют по пустыне сутками.

А на четвёртой неделе наш герой наконец-то сорвался. Кто тянет, на том и возят — закон армейский неискореним: обрадованные командиры свалили на него и ввод в строй только что пришедшего пополнения из лётных школ, а служба ГСМ радостно сообщила, что месячные лимиты на бензин и масла выбраны под ноль, заводить двигатели можно будет только в следующем месяце.

Голос, который Лёха так долго берег, полетел к чёрту, и над гарнизоном зазвучала та самая хреновская музыка. Лёха разнёс всех и вся, от техчасти до штаба.

Бензин и моторесурс нашлись быстро и вполне официально: Хренов взял и просто позвонил самому товарищу Жаворонкову, и тот без колебаний дал команду выделить всё необходимое.

Но не этот звонок стал причиной, по которой Жаворонков сел в машину и поехал в дальний гарнизон — ему хватило бы и обычного отчёта. Дело осложнилось другим, к нему зашёл особист и положил на стол рапорт начальника склада ГСМ, радостно поддержанный начальником службы тыла. В этом документе Хренов выглядел не иначе как террорист и самый подлый заговорщик против Советской власти.

Январь 1938 года. Областные склады ГСМ, пригороды города Владивосток.

До этого времени наш герой жил, как привык: летал, воевал, стрелял, любил и занимался миллионом иных дел, от которых кружилась голова и пела душа. А если вдруг требовалось что-то достать — бочки бензина, редкие запчасти или кусок дефицитного добра, — он просто лез в свою заначку от испанского золота, шевелил пальцами и, простимулировав исполнителей, получал нужное быстро и без разговоров. Казалось, что так будет всегда. Но тут… Советская система отымела товарища Бендера, то есть Хренова, и вдобавок влепила ему пендаля — для ускорения.

Лёха думал, что после звонка Жаворонкову всё уладится: начальство дало команду — выделить бензин и масла. Но на деле оказалось, что распоряжение сверху — это ни разу не бочки у самолётов. На складе кладовщик, тщательно изучив бумагу, расстроенно объявил:

— Эта форма 086, не та форма 086, которая нужная форма 086, товарищ командир. У вас просто 086, а это только для месячного расхода. А у вас сверхнормативный, из спецфондов. Для получения нужна 086-БИС!

Лёха нахмурился. По его логике, если есть приказ и есть бочки, то самолёты должны летать. Но кладовщик продолжал гнуть своё: чтобы получить бензин нужна форма БИС. А чтобы заказать форму БИС, сперва подать заявку на форму.

— А где заявки на форму БИС? — спросил Лёха.

— Потерялись, — с невозмутимым видом ответил тот. — Наверное, по ошибке отправили на базу в Воздвиженку. Им всегда уходит всё, что было для Николаевки.

Лёха смотрел на него и чувствовал, как злость закипает. Он приехал за бензином, а получил лекцию о формах. Начальник склада тихо добавил:

— Товарищ капитан, видите, нужна форма на заявку, чтобы получить заявку форму.

Лёха выругался про себя. Бред собачий. А кладовщик, будто нарочно, подвёл черту:

— Да вы не горячитесь, товарищ капитан, но нет формы — нет горючего. Мы сейчас отправим требование на заявки и неприменно получим их к концу следующей недели…

И протянул нашему орлу длинный список приложений, необходимых к бланку.

Лёха сжал его в руке и подумал, что комедии зря крутят на экране — куда там. Вот она, сцена, живая, с двадцатью четырьмя бомбардировщиками в роли статистов, застывших на поле без капли горючего до следующего месяца.

Вернувшись в часть, Лёха Хренов, не теряя времени, попросил под своё командование взвод вооружённых краснофлотцев, как он выразился — для «помощи в погрузке и охраны бензина от хулиганов» — и снова отбыл на тот же склад. На этот раз он действовал проще. Наш герой взял бумагу и, не сомневаясь, жирно приписал в конце номера формы «086» нужное «БИС» и протянул документ начальнику. Тот, нахмурившись, прочитал, потом удивлённо поднял глаза:

— Это же не БИС!

Наш герой не стал спорить. Он просто ласково обнял начсклада за ворот и со всего размаха познакомил его лоб с поверхностью его же стола. Бумаги подпрыгнули, чернильница качнулась.

— А вы приглядитесь как следует, товарищ!

— Что вы себе… — Бум! Хозяйственный череп снова соединился с деревянной поверхностью, — Э… ну а где БИС⁈ — пробормотал ошеломлённый начальник, пытаясь подняться.

Голова его в третий с грохотом слилась в экстазе со столешницей, и, о чудо! Мозговая деятельность совместно со зрением, тут же начали стремительно улучшаться!

— БИС! Конечно БИС! Вот же ясно написано, что БИС!

Январь 1938 года. Вокзал города Новосибирск.

Транссибирский экспресс пыхтел густым дымом и медленно вползал на вокзал Новосибирска. За неделю дороги наш герой успел вдоволь наслушаться мужиков в вагоне, а чем ещё заняться в поезде? Употребление технического спирта, вечные разговоры о бабах, споры о футболе и прочие дорожные радости.

А ещё, конечно, разговоры о небе, самолётах и полётах — они спорили, обсуждали и рассказывали до хрипоты, под звон стаканов и стук колёс.

Когда состав наконец остановился, Лёха вырвался на свободу, культурно пообедал в вокзальном ресторане и, вернувшись за пару минут до отправления, вдруг увидел, что напротив затормозил встречный поезд. Окно в окно оказалось купе — и в нём, словно во сне, появилась она — Наденька.

Она смеялась, что-то рассказывая военному в форме, а потом, бросив взгляд в окно, резко побледнела. Руки метнулись ко рту, глаза распахнулись. Он встал, прижавшись к стеклу, и закричал, зная, что она его не услышит:

— Надя! Надя! Это я! Лёша!

Она отчаянно кивала, губы беззвучно складывались:

… Знаю, ты Хренов Лёха!

И тут, словно вырвавшись откуда-то из будущего, из глубины памяти о жизни, которой ещё не было, у Лёхи сам собой сложился жест: он соединил ладони, сложив из двух рук сердце. Надя замерла, потом её лицо озарила внезапная улыбка сквозь слёзы, и она, не раздумывая, повторила ему то же самое — неловко, но ясно.

Он бил ладонью в окно, будто мог пробить расстояние:

— Я еду в Москву! В М-А-С-К-В-У! Ты разве телеграмму не получила? Куда ты едешь? Подожди меня!

Она прижимала руки к груди, что-то быстро шептала, губы дрожали. Он прочёл её слова как «ну и козёл ты, Хренов», хотя мозг не сомневаясь тут же переформатировал это в «я хочу тебя».

Поезд дёрнулся, колёса скрипнули, вагоны начали разъезжаться. Они оба тянулись к стеклу, как утопающие друг к другу, и в последнюю секунду он ещё раз показал сердце руками, а она ответила тем же — и тут же исчезла, растворившись в дыму и грохоте рельс.

— От это я знатно пообедал! Не иначе Надька ко мне во Владивосток рванула! — наш герой застыл на диване с идиотской улыбкой.

Январь 1938 года. Штаб флота, бухта Залотой Рог, город Владивосток.