Переезд (СИ) - Волков Тим

Пару раз Иван Палыч замечал за собой слежку! Все тот же белый автомобиль, благоразумно державшийся в отдалении. Доктор даже пошел на хитрость: выскочив на малом ходу из машины, спрятался за деревьями…

Он! Белый «Уинтон» с левым рулем и… красным капотом и дверцами. Номер обычный, белый московский прямоугольник: «Москва 11231». Запомнить легко. За рулем — девушка, брюнетка с выбивающимися из-под кожаного шлема локонами.

Может быть, имело смысл ее захватить? Но, об этом опять же, нужно было толковать с Валдисом.

На очередной встрече (в пивной «Три фонаря», неподалеку от Арбата) тот ответил одно:

— Рано!

И попросил Иван Палыча «немного помочь».

— Дело недолгое. Минут на двадцать, не больше, — пояснил «московский латыш». — Просто зайдешь в одну квартиру. В белом халате, со стетоскопом, с мандатом вашим медицинским… Мол, эпидемия! Подозрение на тиф. И потихонечку так со всеми жильцами поговоришь… Об их соседе, некоем Александре Ивановиче Левицком…

— О Печатнике, что ли? — хмыкнув, негромко хохотнул доктор.

Чекист поперхнулся пивом:

— Ты и о нем знаешь? Н-да… товарищ Гробовский не все мне о тебе рассказал… далеко не все… А, впрочем, ладно!

— Так вы уже отыскали квартиру? — полущив вяленую воблу, Иван Палыч сдул с кружки пену и сделал долгий глоток.

— Давно уже… Как видишь, работаем!

— Молодцы… А я все про ту машину! — доктор вскинул глаза. — Установили?

— Кое-что есть.

Поставив кружку, Иванов вытащил из кармана блокнот…

Юный «автомобилист» Юра Ростовцев оказался прав! Автомобилей марки «Уинтон», выпуска 1914-го года в Москве имелось всего-то четыре штуки. Два экземпляра реквизировали еще в конце прошлого года, передав коммунальному «Совнардомуправу» и ремонтным мастерским 'Красный броневик. Один имелся в гараже английской дипмиссии и еще один — в неустановленных частных руках.

— У «Домуправа» машина чисто белая, с ржавчиной, не на ходу, — продолжал Валдис. — У «Броневика», в мастерских, естественно — вылизана до блеска. Кстати, с красным капотом и крыльями! Но, из Москвы она не уезжала…

— Та с синим капотом была…

— С синим — в английской дипмисси! Так просто не спросишь… — Иванов усмехнулся. — Впрочем, в гараже сказали — все время были в Москве. Машина закреплена за одним из сотрудников миссии, неким Сиднеем Рейли. Но, так же на ней ездит и сам глава — мистер Брюс Локкарт с женой.

— Он с усами?

— С темными тонкими… Ой, Иван Палыч, нет думаю, чтоб это он в тебя стрелял! Не того полета птица…

Сидней Рейли… Откуда-то Иван Павлович знал это имя… То ли читал, то ли ее что…

— Четвертая же машина — явно в какой-нибудь банде! Попробуй ее, установи на раз-два.

— Не слишком ли шикарно для банды?

— У них и ленинский «Роллс-Ройс» есть! Ничего, скоро всех прижмем…

— А номер? Номер! — нетерпеливо переспросил Иван Павлович.

Чекист развел руками:

— Номер — увы. У всех тех, что проверили — ничего общего с тем, что ты видел. Остался один автомобиль — бандитский.

А ведь бандиты вполне могли! Или сами были причастны к афере, или аферисты их наняли…

Визит доктора в квартиру Печатника на Большой Никитской оказался, увы, напрасным. Возбужденные недоброй вестью о возможной эпидемии тифа жильцы вели себя предсказуемо, но о своем бывшем соседе ничего толком сказать не могли. Да и были-то они, в общем-то, подселенцы, из рабочих и служащих. А вот в квартире напротив жила одна любопытная старушка вдовушка из «бывших» балетных див. Сухонькая, маленькая, востроглазая и еще полная сил. Говорят, некогда опекала саму Матильду Кшесинскую!

Старушка сама позвала доктора к себе:

— Говорите, тиф? Какой ужас! Кто-кто? Сосед… А который сосед? Ах, Александр Иванович! Как же, как же, помню. Ловелас, я вам скажу! Тот еще ловелас. Помнится, когда Матильдочка приезжала, он — во все глаза. Усы растопырит и — ухх! Где сейчас Александр Иваныч? Да где-то в Москве! А в свою квартиру он иногда наведывается, знаете ли! Да-да, я сама видела, и не один раз. Придет так тихохонько часиков в десять, когда все жильцы на работе, и — шасть! Ключики-то у него есть. Зачем приходит? Да Бог его знает. Может, хранит что-то у себя… да те же деньги! А там, где живет — ценности держать опасается — время нынче такое.

Как поведал все тот же Иванов, в бывшей квартире Левицкого оставленная ему комнат была опечатана… Но бумажная лента переклеивалась несколько раз! Получается, печатник, действительно, хранил там что-то очень важное, чего не доверял никому. Однако, при обыске ничего не нашли. Плохо искали?

— Так проведите повторный обыск, — при встрече посоветовал доктор.

— Нет, — усмехнувшись, чекист дернул шеей. — Есть идея получше. Поселить в комнате жильца. Обыкновенного рабочего или служащего… Профессионала со стальными нервами и мертвой хваткой, которого бы в Москве никто не знал!

Иван Палыч лишь руками развел. Кажется, он догадывался, о ком зашла речь…

Следующая встреча доктора с Ивановым произошла лишь через неделю, в середине мая. Раньше не позволяли дела. Лаборатория, подготовка к строительству фармацевтической фабрики где-то в Мытищах, операции, руководство… да и завистники, Борода, Астахов и из сторонники, продолжали писать доносы один глупее другого. Нарком, товарищ Семашко, их сразу рвал, а иногда и зачитывал доктору… так, для смеха. Николай Александрович лихо смеялся и сам.

Однако, а если бы на его месте был кто-то другой? Скажем, какой-нибудь куда более фанатичный товарищ…

— Вот, — при встрече на набережной, чекист протянул доктору синюю бумажную розочку. — Приколи в петлицу.

— Да зачем же? — удивился Иван Павлович.

— Чтобы иметь веселый и бесшабашный вид! — рассмеявшись, Валдис тут же и огорошил. — Дорогой доктор! Мы идем сегодня с тобою в публичный дом!

— Куда-а⁈

— В бордель. Естественно, в подпольный, — как ни в чем ни бывало, пояснил Иванов. — Да что ты, Иван Павлович, так волнуешься-то? В притонах никогда не был?

Доктор почему-то сразу вспомнил Бурдакова.

— Здесь недалеко, на Ильинке. Дойдем пешком. Да будь веселей, доктор!

— Я так полагаю… — шагая рядом с новым приятелем, несколько сконфуженно начал Иван Палыч.

— Правильно полагаешь! — со смехом отрезал Валдис. — Не к девкам идем, а для дела. Именно там Озолс заказывал веселых девиц! И не только он один. Бордель сей, видишь ли, отнюдь не для всех. И эти вот цветочки в петлицах — условный знак… Кое-кто его очень хорошо знает.

Вот и опять же, Иван Павлович догадался, кто этот «кое-кто». Да, собственно, тут и думать особо не надо было.

Теплый майский день, уже клонившийся к вечеру, окутывал путников мягким зеленым покрывалом. Пахло жареным луком, дегтем, отдаленным паровозным дымком и еще чем-то таким, чем может пахнуть только в большом шумном городе, до отказа забитом транспортом и людьми.

По улицам сновали машины и гужевые повозки. Звеня, проехал новенький красный трамвай, сверкающий чистыми стеклами и лаком. В скверах бегали собаки и мальчишки, сидевший на скамейках старики в летних фетровых шляпах играли в шахматы и степенно судачили о скором окончании войны и возможно приезде в Москву Ллойд-Джорджа, Клемансо и Вудро Вильсона с официальным визитом.

— О! — размахивая лорнетом, кричал оппонентам пожилой мужчина в желтом чесучевом пиджаке. — Они простят большевикам все, если речь не зайдет о Проливах! А зачем Ленину Константинополь, господа? Вернее — товарищи. Ленину Константинополь не нужен! А если еще большевики согласятся на иностранные концессии и на выплату всех долгов… Скажем, в течении хотя бы сотни лет… То, скажу я вам, у белых не останется совсем никаких шансов! Ну, что может предложить тот же Антон Иванович Деникин? У которого ни производства, ни понятной программы? Да и армия, между нами говоря, вот-вот разбежится. Большевики ведь все-таки отменили продразверстку и подтвердили декрет о земле!