Переезд (СИ) - Волков Тим

К концу дня, стоя у гигантского ферментера, в котором уже вовсю булькала тестовая партия питательной среды, Иван Павлович почувствовал странное чувство. Радость? Ликование? Гордость? Завод — это уже не его маленькая, пахнущая плесенью лаборатория, а живой, дышащий организм. И этот организм должен производить жизнь.

Иван Павлович положил руку на теплый бок аппарата, словно чувствуя его будущий пульс.

«Ну что ж, — подумал доктор, глядя на свое отражение в блестящем металле. — Все только начинается».

Вечер в их скромной квартире был тихим и уютным. Анна Львовна, штопая носок при свете керосиновой лампы, с улыбкой слушала мужа. Иван Павлович, сбросивший пиджак и расстегнувший воротник, жестикулировал, вдохновленно рассказывая о гигантских ферментерах и цехах, которые уже обретали жизнь.

— … и представляешь, Аня, эти стальные колоссы уже стоят! За день установили! И все работает! И запах там не медицинский, а… промышленный. Но чистый. И люди, знаешь, горят! Инженер один, седой уже, так он мне говорит: «Товарищ Петров, мы тут для истории работаем!» Понимает всю важность дела!

Анна Львовна отложила носок.

— Я так за тебя рада! После всей той истории с Бородой… А теперь — такое доверие.

— Ну ты вспомнила про этого Бороду… — нахмурившись, буркнул Иван Павлович.

— А забывать не надо, он ведь и дальше будет… Зависть… Чуть под суд тебя не отдал. Ах, если бы не товарищ Семашко…

— Это мы еще посмотрим. Борода этот…

В этот момент в дверь раздался резкий, настойчивый стук. Не дожидаясь ответа, дверь распахнулась, и на пороге, тяжело дыша, появился молодой парень в замасленной спецовке. Его лицо было бледным, глаза широко раскрыты от ужаса. Иван Павлович узнал в нем одного из монтажников, Василия, что работал в цехе экстракции.

— Товарищ Петров! — выдохнул парень, едва переступая порог. — Беда на заводе! Срочно нужно!

Иван Павлович вскочил.

— Успокойся, Василий. Что случилось? Авария?

— Хуже! — рабочий сглотнул ком в горле. — Штаммы… Все культуры! В инкубаторе… они… они почернели! Все! Погибли!

Иван Павлович почувствовал, как пол уходит из-под ног.

«Почернели» — это означало, что чистейшую культуру Penicillium notatum, которую он с таким трудом отбирал и бережно размножал, поразила дикая, агрессивная плесень-загрязнитель. Конкуренция в микромире. И такое бывает. Его драгоценный, единственный в своем роде штамм, сердце всего будущего производства, был уничтожен. Без него все эти ферментеры и центрифуги — всего лишь груда бесполезного металла.

— Как⁈ Как почернели⁈ — его собственный голос прозвучал хрипло. — Как это могло произойти? Лаборатория должна быть стерильной!

— Не знаю, Иван Павлович! — чуть не плача, сказал Василий. — Дежурный лаборант говорит, что все по инструкции делал. После высевания ждали, наблюдали. А к вечеру… Лаборант проверил — а там… сплошная черная плесень. Грязь какая-то. Всюду!

Иван Павлович закрыл глаза на секунду, собирая волю в кулак. Паника была роскошью, которую он не мог себе позволить.

— Едем, — коротко бросил он, уже натягивая пиджак. — Аня, не жди. Это может занять всю ночь.

Анна Львовна понимающе кивнула.

Машина, пробиваясь сквозь ночную тьму, подлетела к проходной завода. В цехах горел свет — тревога подняла всех. В стерильной лаборатории стояла гробовая тишина. Дежурный лаборант, белый как полотно, трясущимися руками показывал на открытый инкубатор.

Директор Рогов встретил машину Ивана Павловича у проходной.

— Иван Павлович, я не понимаю… Все же было под контролем, все по инструкции… — его голос сорвался, а взгляд беспомощно начал блуждать. — Я лично проверял журналы, температурный режим в норме, лаборант — проверенный товарищ…

Вошли в лабораторию.

Иван Павлович, надев маску и перчатки, склонился над чашками. Картина была удручающей и однозначной. Бархатистые оливковые колонии пенициллина были безнадежно поглощены агрессивной черной сажистой плесенью. Она расползлась повсюду.

Что за черт? Как же так? Неужели все же где-то упустили что-то?

Иван Павлович молча проверил журналы температурного режима, записи о стерилизации. Все было безупречно. Осмотрел уплотнители на дверце инкубатора, фильтры вентиляции — все герметично, все новое. Лаборант, молодой паренек, чуть не плача, клялся, что не отступал от инструкции ни на шаг.

И тут в голове у Ивана Павловича что-то щелкнуло. Холодная, тяжелая догадка.

«Все сделано правильно, — пронеслось в его сознании. — Слишком правильно. Значит, это не ошибка внутри самого процесса. Это… диверсия извне».

Он медленно выпрямился, снимая перчатки. Взгляд скользнул по бледным, испуганным лицам рабочих, Рогову, дежурному персоналу. Враг здесь? Возможно. Где-то среди них. Или кто-то имеет доступ сюда.

— Иван Павлович? — тихо спросил Рогов. — Что будем делать?

— Полная стерилизация всего помещения, — голос доктора прозвучал глухо, но твердо. — Все, что контактировало с зараженным воздухом — подлежит уничтожению. Цех на карантин.

— А производство? — в голосе директора послышалась паника.

— Производство… — Иван Павлович с горькой усмешкой посмотрел на почерневшие чашки. — Начинаем с нуля. У меня есть резервные образцы штамма. Но их мало. Потребуется время, чтобы нарастить биомассу. Но… права на ошибку уже не будет.

Глава 15

Иван Павлович заперся в небольшом кабинете на заводе, отгородившись от суеты и паники, царившей за дверью. Воздух здесь был неподвижен и стерилен, пахло лишь слабо спиртом да старой бумагой. Тихо, спокойно. То, что нужно, чтобы собраться с мыслям. И разобраться в случившемся.

Размяв затекшую шею, понимая, что работа предстоит долгая, кропотливая, Иван Павлович принялся методично, с хирургической точностью, готовить препараты и инструменты: стеклянные шлифы предметных стекол, дистиллированная вода, пробирки, колбы, воронки, бюретки, петли.

Выглядело все достойно — дефицита в лабораторных инструментах Иван Павлович не испытывал. Семашко не скупился на это и оборудовал заводскую лабораторию выше всяких похвал.

Иван Павлович работал молча, сосредоточенно, его пальцы, привыкшие к тончайшим манипуляциям, не дрожали. Каждое движение было выверено. Он накрыл образцы тончайшими покровными стеклами, изгоняя пузырьки воздуха, и вытер насухо края. Только когда на столе выстроился ряд идеально чистых препаратов, он пододвинул микроскоп.

Сначала малое увеличение. Поле зрения заполнилось хаотичным нагромождением темных гиф, похожих на спутанные нити сажи. Но уже здесь его взгляд, годами тренированный видеть неочевидное, зацепился за деталь. Структура была подозрительно однородной. В естественной культуре, выросшей из случайной споры, всегда есть разброс — более тонкие и толстые гифы, участки с разной плотностью. Здесь же он наблюдал неестественную монолитность, словно весь этот черный лес вырос из одного, идеального зерна.

Доктор повернул ручку, щелкнув линзой с большим увеличением. И тут же картина предстала во всей своей зловещей красоте.

— Однако… — выдохнул Иван Павлович, пораженный увиденным.

Конидиеносцы — плодоносящие структуры — были не просто многочисленны.

«Идентичны, как солдаты на параде», — хмуро подумал Иван Павлович.

Их форма, размер, угол ветвления — все говорило о клональном происхождении. Споры, усыпавшие их, словно черная икра, имели одинаковый, калиброванный размер и идеально сферическую форму. В природе такое встречается, но редко. Слишком редко, чтобы случайно залететь в герметичный инкубатор и мгновенно подавить все остальные культуры.

Подтвердилась самая плохая догадка.

Это не дикий, «уличный» штамм, случайно попавший — возможно, через грязные руки или оборудование. Aspergillus niger — а именно этот штамм сейчас видел доктор, — прошел жесткий искусственный отбор. Кто-то в лабораторных условиях целенаправленно культивировал его, отбирая самые агрессивные, самые жизнестойкие клоны, те, что быстрее всего подавляли соседей.