Иероглиф судьбы или нежная попа комсомолки (СИ) - Хренов Алексей

А Лёха… он, если быть честным, не возражал бы.

Но, во-первых, у него была Маша. Она словно чувствовала, куда и к кому ему предстоит идти, и прямо перед выходом устроила такой марафон, что он удивлялся лёгкой дрожи в ногах. Она выжала его досуха, до последней капли. Поэтому сейчас Лёха был предельно честен сам с собой: ближайшие несколько часов… ладно, час… — он приподнял бровь и хмыкнул, — ну хорошо, полчаса уж точно, он мог смотреть на женщин исключительно как на произведения искусства.

А во-вторых… во-вторых рядом как-то вовремя оказался Павел Рычагов. Он тонко отследил направление взглядов, оценил всю ситуацию и, жуя утку по-пекински, коротко бросил:

— Я бы не стал…

— В смысле? — сделал круглые наивные глаза Лёха.

— Лёша! У неё муж — Чан Кайши. Если помидоры не дороги — вперёд. Но лучше сразу в зад, — с ухмылкой отрезал Павел, и в глазах у него мелькнула ирония, опасность и насмешка сразу.

Лёха фыркнул, отвёл взгляд от сияющей первой леди Китая и понял, что угораздило его вляпаться в игру куда серьёзнее, чем воздушные бои.

Чтобы сбить двусмысленный блеск в глазах Сун Мэйлин, он ловко перехватил палочки и с азартом накинулся на блюда, будто это не банкет с первой леди Китая, а ночной забег в «Якиторию» на углу Чертановской.

— Ну, держитесь, — пробормотал он себе под нос и, не мешкая, щёлк-щёлк, подцепил кусок рыбы, обмакнул в соус, потом тут же прихватил пирожок на пару. Палочки быстро мелькали, так что советские воины только успевали следить глазами за этим шоу.

Сун Мэйлин удивлённо выгнула бровь:

— Вы, капитан, будто родились с палочками в руках.

Лёха расплылся в наглой ухмылке:

— Что вы, мадам. В моё время, — он чуть запнулся, но быстро перевёл в шутку, — у нас в Москве это «Вкусно — и точка»!

За столом несколько китайцев рассмеялись, даже Рытов дёрнул уголком губ, улыбнувшись. Рычагов закатил глаза и пробурчал:

— Твою ж дивизию, Хренов… даже из палочек сделаешь цирк.

А Лёха только подцепил ещё кусок, щёлкнул палочками и кивнул в сторону приятеля:

— Учись, Паша. У кого ты ещё возьмёшь мастер-класс?

Начало марта 1938 года. Японский порт Нагасаки.

Заместитель министра военно-морского флота Японии, а по существу главный администратор всего флота, адмирал Исороку Ямамото стоял у разбитого причала «Мицубиси» в Нагасаки и мрачно смотрел на искорёженные остовы кранов и покорёженные конструкции порта. Железо было погнуто, как детские игрушки, и казалось, что весь порт ещё дышит пороховой гарью.

Где они только набрали таких идиотов во флот! Эта мысль свербила в голове, как заноза. Где⁈ В кои-то веки, несмотря на всю ненависть и борьбу насмерть, армейцы сподобились и прислали предупреждение. Агент на аэродроме в Китае передал точные сведения. Даже наша миссия в Шанхае отбила телеграфом предупреждение в Нагасаки. С издёвкой, конечно, — приписали про «инопланетян», но это ещё вписывалось в идиотское чувство юмора на флоте.

А местные… придурки! Даже не удосужились привести в готовность истребители, не то что поднять их в воздух. Не вывели расчёты зениток на позиции. Ни-че-го! Русские безнаказанно разнесли половину порта!

Ямамото развернулся от изуродованных кранов к офицерам. Лицо его оставалось каменным, но голос уже звенел сталью.

— И это только часть проблемы, господа… — начал он медленно, шагнув вперёд и ткнув пальцем в сторону бухты. — Русские торпедировали «Сараюки»! Ночью! Попали торпедой в идущий на полном ходу эсминец! И попали так, что корабль выведен из строя на полгода! — голос его был мрачнее ночи.

Офицеры стояли, вытянувшись, стараясь не встречаться с его глазами.

— А мы? Мы спим в надежде на моря, разделяющие нас, оставляем порты без охраны, глотаем удары и врём в газетах про матросов с папиросами!

Ямамото резко выдохнул, осмотрел притихших офицеров и закончил хрипло:

— Хоть один из вас понимает, что это значит? Русские показали — они могут ударить где угодно. От Владивостока всего пятьсот миль до Токио! А наш флот… наш флот выглядит как сборище беспомощных идиотов.

Ямамото медленно обернулся. Рядом, чуть ссутулившись и стараясь не встречаться глазами, стоял начальник разведки флота контр-адмирал Фукуда Дзюдзиро — худой, сухой, с лицом, в котором всё время пряталась тень оправданий.

— Русские умеют согласовывать налёт на порт за пятьсот миль с действиями подводных лодок с новейшими акустическими торпедами. — тихо и жёстко произнёс Ямамото. — Это предупреждение. Они показывают, что могут перекрыть нам все гавани.

Ямамото прищурился, сжав челюсть.

— Пошлите ещё несколько групп в Шанхай. Нам нужен этот агент у русских, — добавил он. — Любой ценой.

Каково было бы удивление собравшихся высоких чинов, если бы они узнали, что оба виновника этого блудняка с аппетитом наелись пахучей китайской лапши и вместе завалились в кровать с намерением не вылезать оттуда ближайшие сутки!

Глава 19

Почем опиум для народа?

Начало марта 1938 года. Аэродром Ханькоу, основная авиабаза советских «добровольцев»

Утром, когда аэродром только начинал просыпаться, Лёху перехватил Фёдор Полынин — по меткому выражению самого Хренова, «предводитель местных бомбардировщиков». Он вынырнул откуда-то прямо посреди стоянки, и, будто между делом, подхватив Лёху под локоть, потянул его в сторону:

— Лёша, надо в северный Китай слетать, к коммунистам, в Яньань. Наше местное китайское начальство что-то мутит с тамошними коммунистами, просят отвезти туда полтонны оружия. И обратно загрузят какое-то барахло, тоже на полтонны.

— Подкупающее своей новизной предложение товарищ предводитель советской дружины! Поработать воздушным извозчиком! — Наш герой не особенно желал лететь в какие то высокогорные ебеня.

Федор Петрович улыбнулся и пошутил:

— Ты у нас теперь местная знаменитость, товарищ Сам Сунь! Приглашённая звезда! Надо!

— Ща в глаз дам, товарищ Фынь По. — в ответ тоже пошутил Лёха. — Больно. В качестве дружеской помощи по коррекции окосоглазившегося зрения.

И тут Лёхе пришла в голову идея в духе его махинаций девяностых годов:

— Петрович! А давай отнимем у Валентина канистру спирта, у коммунистов разведем её в сто бутылок водки и забарыжим! А на вырученные деньги тут купим нормальной рисовой водки и нажремся всей дружиной? С песнями и мордобоем⁈

Полынин усмехнулся, затем поморщился, кивнул в сторону ангара:

— Ладно. Я туда пару раз ходил. Но сейчас не могу, а кому попало не поручишь. Ты же, в Испании в Сантандер или Бильбао садился? — Полынин дождался утвердительного кивка нахального попаданца и продолжил: — Тут тоже— холмы, ущелья и заходы с выкрутасами. Так что примерно то же самое. Полоса узкая и короткая, слева склон, справа речка, а за ней опять склон.

— Прямо таки жизнеутверждающее начало, товарищ командир! Зовет на подвиги! — Лёха ёрничал, лететь в коммунистическую жопу мира ему не хотелось совсем.

Полынин несколько понизил голос, как бы делясь секретом:

— Сейчас март, будут скорее северо-западные и северные ветры. Так что в Яньань лететь будешь почти всё время в мордотычку. Промежуточную посадку можно сделать в Наньяне, но там фронт рядом. На дозаправке под налёт есть шанс угодить. Либо в Синьане, что мне лично кажется лучше, но это крюк километров на сто пятьдесят. Сам в общем смотри. Обратно ветер попутный, можно и напрямую сразу сюда рвануть. Правда почти над фронтом пройдешь.

Лёха пожал плечами, особого выбора всё равно не было.

Вместо Бурова, которого окончательно забрали зампотехом на аэродром — «рулить китайцами» и перерабатывать развалины в летающие аппараты, — в экипаж выдали нового стрелка из армейцев. Ваня Морозов, молодой парень остался в восторге и от рации и от вращающейся турели.

Ранним утром СБ начали грузить. В бомболюк старательно стали пристраивать… ящики с динамитом. Совершенно такие же, как Лёха использовал на учениях в ТОФе для увеличения точности попадания в мишень — узнаваемые до боли по жёлтой маркировке и запаху динамита, от которого слегка щиплет нос.