Переезд (СИ) - Волков Тим
В машине уже дожидался Максим Шлоссер, и с ним два парня с каменными лицами, время от времени озарявшихся самым наивным восторгом от осознания важности предстоявшего дела. На этот раз чекисты решили не выпендриваться: поехали не на «Паккарде», а на старом дребезжащем ФИАТе с деревянными досками-крыльями. Едва поместились — на заднем сиденье место было мало, хорошо, не взяли шофера — за рулем сидел Шлоссер.
— Это хорошо, Максим, что ты водить умеешь, — усаживаясь, довольно покивал Иванов. — А я вот все никак не сподоблюсь. Ну, поехали, чего ждем?
— Сейчас…
Один из парней, выскочив из машины, принялся крутить ручку. Мотор запустился лишь с третей пытки. Чихнув и окутавшись белым дымом, автомобиль рывком дернулся с места.
— Эй, эй! Полегче, — Валдис едва успел схватиться за дверь.
Автомобиль ехал рывками — то ускорялся, то тормозил безо всякой надобности, а на одном из поворотов вообще выехал на тротуар — занесло.
— Максим, а ты давно ездишь-то? — переведя дух, осведомился Иванов.
— Вторую неделю!
— Оно и… Ой, Ой! Пропусти машину-то! Э…
Навстречу, из-за поворота вынырнул… белый спортивный «Уинтон». За рулем сидела брюнетка в автомобильном шлеме и очках. Та самая Лора…
От недобрых предчувствий у доктора нехорошо засосала под ложечкой…
— Скорее, Максим! Скорей, — подогнал водителя Валдис.
Новое здание ресторан «Яръ», некогда основанного французом Транкилем Яром, незадолго до войны построил архитектор Адольф Эрихсон, и снаружи оно действительно напоминало нечто среднее между торговым пассажем и провинциальным железнодорожным вокзалом. Казалось, вот-вот послышатся гудки и прямо с крыльца выскочит окутанный паром локомотив, таща за собой вагоны.
У крыльца уже собралась толпа. Наверное, все рвались послушать цыган и Варвару Панину. Даже фотокорреспонденты с громоздкими квадратными камерами!
— Смотрите, смотрите — Гробовский! — выбравшись из машины, Иванов замахал руками. — Видно, он нас и ждал.
Завидев знакомых, Алексей Николаевич тут же подбежал к ним. Бледное лицо его были перекошено от негодования и какого-то нешуточного расстройства.
— Алексей, случилось что? — потерев переносицу, спросил Иван Палыч.
— Да уж, случилось, — Гробовский в отчаянье махнул рукой. — Печатника убили! С полчаса назад, в Пушкинском кабинете.
Глава 19
— Иван Палыч! — покусав губу, Иванов обернулся. — Коли ты уж здесь, так, может, глянешь на труп? Я так понимаю, вызвали уголовку?
— Вызвали, — закуривая, кивнул Гробовский. — Как приедут, нужно все оцепить и не пускать этих чертовых журналистов!
— Ребята, останьтесь у входа! — Валдис махнул молодым чекистам. — Никого, кроме милиции, не пускать.
— Есть, товарищ начальник!
Вытянувшись, парни встали у входа с самым угрюмым видом. Чекисты и доктор прошли внутрь. Собравшаяся толпа схлынула, осталась лишь пара человек, корреспондентов каких-то изданий, все же надеявшихся хоть что-то узнать.
Внутри, в большом зале, ярко горели люстры. Посетители спокойно обедали, искоса поглядывая на сцену в ожидании хоровых цыган. Похоже, здесь и слыхом не слыхивали про только что совершенное убийство. Тогда откуда это узнали те, кто снаружи, на улице? Кто-то официантов случайно сболтнул?
Метрдотель в черном фраке угодливо изогнулся перед Гробовским:
— Прощу-с, товарищи… Желаете отужинать?
— Нет. Желаем кое-кого допросить, — оглядывая зал, усмехнулся Алексей Николаевич. — Кто узнал, кто видел, кому рассказал? Где у вас можно расположиться?
— А вот, пожалте в отдельный кабинет.
— Нам бы лучше рядом с Пушкинским.
— Да-да, господа… Ой — товарищи! Прошу-с…
Метрдотель лично проводил чекистов в кулуары. Зеленые бархатные портьеры, ковровые дорожки, приглушенный свет, бронзовые канделябры, надраенные до золотого блеска. Роскошь, что и говорить.
Пушкинский кабинет был освещен ярко, вероятно, по требованию того же Гробовского. На столе, в большом серебряном блюде жареный рябчик, что-то в горшочках, кажется — стерляжья уха, расстегаи, грибочки… Открытая бутылка хорошей довоенной водки «белоголовки», шампанское в ведерке со льдом.
Худой сильно пожилой мужчина, лысоватый, с седыми усами, раскинув руки, лежал на диванчике, обитом темно-голубым велюром, и, казалось, с самым задумчивым видом смотрел в потолок. Словно бы на минутку прилег отдохнуть. Втянутое бледное лицо, черный смокинг, манишка — видно, покойный был тот еще франт! Мог себе позволить — специалист. Общее впечатление портила лишь кровь, залившая весь левый бок.
— Ну, здравствуй, Александр Иваныч… — подойдя, с явным сожалением протянул Иванов. — Вот и свиделись. Жаль, что так…
Действительно — жаль. С Печатником были связаны все надежды на удачное завершение финансово-медицинского дела. И вот — увы! Кто-то рубил концы…
Хм… Кто-то?
— Ну-с, посмотрим…
Поставив саквояжик, доктор вытащил оттуда перчатки и ножницы с пинцетом. Потом чуть подумал, снял пиджак и закатал рукава.
— Вот его документы и вещи, — Гробовский кивнул на край стола. — Протокол кто будет писать?
— Максим, у тебя ж папочка? — прищурился Иванов. — Пиши, а мы с Алексеем пока займемся допросами… Да, любезный! — чекист обернулся к метрдотелю. — Вы так и будете здесь стоять? Давайте по одному — всех. Кто видел, кто слышал, кто мог что-то знать.
— Понял! Сделаем-с.
По-военному щелкнув каблуками, администратор покинул кабинет и приступил к действиям.
Гробовский с Ивановым ушли вслед за ним.
Проводив их взглядом, Шлоссер вытащил из папки листы бумаги и чернильницу-непроливайку с пером и неожиданно улыбнулся:
— С гимназии боюсь всей этой писанины. Как ни стараюсь — обязательно кляксу посажу… Ну вот! Нате, пожалуйста. Испортил листок!
Вид у чекиста при этом был, как у нашкодившего мальчишки. Скомкав листок с кляксой, Максим бросил его в мусорницу, стоявшую возле стола… Потом немного подумал, и, высыпав содержимое мусорницы прямо на стол, принялся там копаться, словно какой-нибудь гаврош на помойках Монмартра.
— Гм… гм… Ничего интересного! Так что тут у нас? Паспорт… на имя Козлова Никиты Мефодьевича… портмоне… совзнаки, «керенки»… А это что еще за черт? Иван Палыч, не знаете?
Доктор оторвался от трупа:
— Английские фунты!
— Ага… так и запишем — английские фунты, в количестве… сейчас посчитаем… Так, Ива Паыч! Что у вас?
— Две огнестрельные раны, — пояснил доктор. — Обе — прямо в сердце. Полагаю, первый раз стреляли в упор, второй уже с некоторого отдаления — на всякий случай. Пули вам в морге достанут — запросите.
— А пока что мете сказать?
— Думаю, браунинг. Знаете, маленький такой, женский…
— Значит, кто-то должен был слышать выстрелы!
— Не факт! — Иван Палыч покачал головой. — Стены тут толстые, портьеры. Тем более, если цыгане пели. У них сейчас, по-моему, антракт… Нет, вряд ли кто слышал. Разве что здесь в коридоре… Да и то — вполне могли приять за звук вылетевшей из шампанского пробки.
— Н-да-а… — глаза-буравчики задумчиво уставились на стол.
— Еще кое-что! — доктор подозвал чекиста. — Взгляните-ка… Вон, на правой щеке…
— Помада! — склонившись, воскликнул Шлоссер.
— Помада, — Иван Палыч кивнул. — Ярко-красная, скорее всего — английская… Отпечаток был четкий… но стерли…
— Да, я видел на салфетке… Значит, точно — женщина. Главное, и денег не взяла!
— Скорее всего, торопилась.
Закончив свои дела, доктор загляну в соседний кабинет, к Гробовскому, пока что скучавшему в одиночестве.
— Валдис официанта допрашивает, — подняв глаза, пояснил чекист. — А я цыган жду. У них как раз перерыв начался… ну, когда… В зале видели какую-то девушку, брюнетку. Матросский воротничок, синее короткое платье фасона «работница»…
— Какого-какого фасона?
— Ива-ан Палыч! Ты супругу свою давно не видал?
— Ну-у, с матросскими воротничками у нее нет.