Переезд (СИ) - Волков Тим

— Шатенка, что ли?

— Ну да.

Шлоссер впился в парнишку таким пристальным и острым взглядом, словно хотел пронзить того насквозь:

— Подробней!

— Шикарные шмары! — хором оторвались беспризорники.

«Шикарная шмара» на беспризорном жаргоне означала высшую степень женственности и сексуальности… даже где-то на грани.

— Шатенка — точно бесстыдница, — сверкнув глазенками, вдруг заявил третий парнишка, до того скромно молчавший. — Блудница!

Лохматый отвесил парнишек смачного леща:

— Сам ты бесстыдник, поповский сын! А шмара — шикарная.

— Так, стоп! — Иванов хлопнул в ладоши и посмотрела на скромника. — С чего решил, что бесстыдница?

— Загорала она… — парнишка повернулся и показал рукой. — Вон там, на холме, где вязы.

— Что, голая загорала?

— Нет. В купальнике голом.

— Что значит — в голом купальнике? — внес свою лепту доктор. — Неужели — топлесс? Ой… без верха?

— Говорю же — руки и ноги голые. Срам!

Парнишка был прав. По правилам хорошего тона, дамы в те времена должны были загорать и купаться в купальниках с рукавами, плотным воротником и штанинами! И больше никак. Правда, сейчас все очень быстро менялось.

— А, а, — засмеявшись, протянул Шлосер. — Голый купальник. Как у актрисы Анетты Келлерман! За что ее потом и позорили! А сейчас многие так купаются, я сам на Москве-реке видал.

— Циркачка она, — кудрявый вдруг улыбнулся. — Я видел, как из машины выскочила… Ловкая, как акробатка.

— Кто? — уточнил Максим. — Брюнетка или шатенка?

— Обои… Ой! — беспризорник вдруг хлопнул себя по лбу. — Так это ж, скорее всего — одна. Одна и та же, но в парике. Ну, походка, повадки… я с цирковыми дружбанился, понимаю… Одна это. Одна!

В принципе, Иван Палыч тоже что-то такое подозревал… Если в машине периодически перекрашивали капот и дверцы, то почему женщина не могла менять парики? Тем более, это гораздо легче.

Что ж, теперь стало понятно, почему никто не явился запускать ракеты. «Загоральщица» проследила, предупредила. Та самая, в «голом» купальнике. «Циркачка»…

— Так, говорите, и сегодня ее видали?

— Так да. В город поехала.

— Одна?

— Мужик с ней сидел — солдатик. Ну, в гимнастерочке. Такой усатенький, не молодый…

Пришлось отсыпать беспризорникам сигарет. Ради такого дела Иванову было не жаль ничего.

— Вон лесочек… — по пути указал рукою чекист. — Вполне подходящий. И кустов полно. Михалыч, сворачивай…

На грунтовке, словно указывая путь, виднелись свежие следы автомобильных шин.

— Стоп! — выбрав место, Валдис приказал шоферу остановиться. — Сережа, собаку пускай!

Буквально сразу овчарка закружила вокруг сваленных кучею веток, заскулила, залаяла…

Еще бы! Из-под веток торчала нога в яловом сапоге!

Кучу быстро раскидали…

— Ну, вот он, наш солдатик, — Иванов обернулся к доктору. — Иван Палыч, не подскажешь, кто?

— Как звать — не знаю… Но, лицо знакомое. Точно, у нас служил.

Опустившись на колени, доктор осмотрел раны…

— Один выстрел под сердце, второй — в голову. Профессионально, что сказать… Зачищают следы. А гимнастерка-то офицерского сукна! Точно — унтер.

— На шее у него что-то, — наклонился Иванов. — Ну да — помада!

Иван Палыч прищурился:

— Ярко-красная, английская… Такая осталась на чашке в кабинете Озолса. Когда он… Точнее — его…

— Опять английский след! Черт бы их… — неожиданно выругался Шлоссер. — Я не понимаю — почему так нагло? Почти не скрываясь, не меняя машин… Просто беспредельная наглость! Ну, разве не ясно, что при таком раскладе мы их рано или поздно возьмем? И никакой дипломатический иммунитет не будет защитой. Не расстреляем, так вышлем.

— Все им ясно, — Иван Палыч неожиданно сурово покусал губу. — А наглеют, потому что полагают, что останутся безнаказанными. Что вся власть скоро будет у их ставленников, у них!

— Левые эсеры⁈ — тут же сообразил Иванов. — Думаешь, зреет мятеж?

— Уверен! И англичане бросают в эту печку деньги, — усаживаясь в машину, доктор покачал головой. — Швыряют пачками. Потому что уже очень скоро будет их власть, новая война… и мировая революция! Ради этого эсеры живут и действуют, ради этого готовы задружиться хоть с самим чертом! Англичане же их просто используют.

Иван Павлович знал, что говорил, и хотел донести это не только до чекистов, но и до самой высшей власти.

Да, знал! До июля осталось не так уж и много. А там… Убийство Мирбаха, мятеж левых эсеров, и расстрел царской семьи. А нужно ли их расстреливать? Представлять большевиков исчадием Ада в глазах всего мира? Кому сейчас вообще нужен всеми позабытый бывший монарх, гражданин Романов? Белым? Так они же его и предали, и свергли.

И еще не забыть бы про покушение на Ленина на заводе Михельсона. Хрестоматийная «эсерка Каплан». Поставили полуслепую женщину. На самом же деле, кто стрелял? Случайно, не замечали ли у завода белый спортивный «Уинтон»?

Та-ак… с чего все начнется? С убийства Мирбаха! Блюмкин и Андреев, дружок его, фотограф. Левые эсеры. Во имя мировой революции! На английские денежки… А в Ленина спокойно могла стрелять и та девица, спутница шпиона и авантюриста Сиднея Рейли. С которой уже давно пора познакомиться.

Да, нужно было заниматься лабораторией, организовывать производство и все такое прочее… Иван Палыч все это делал… не забывая и о другом — о шпионах, о так пока до конца не раскрытой финансово-медицинской афере. Все это непосредственно касалось его самого.

С Ивановым доктор встретился уже через день, в той же самой пивной недалеко от Арбата. Чекист поведал о большом интересе Блюмкина к германскому посольству… Ну, понятно, ищут подходы. Планируют убийство посла…

— Убийство германского посла? — Валдис сдул с кружки пенную шапку. — Сомнительно… Да, Яков — авантюрист и жаден до власти. Но, не до такой же степени. Он что же, не понимает, что это означает новую войну с Германией?

Иван Павлович покивал:

— Понимает. И страстно желает этого.

— Да, да, я помню — ты говорил… — задумчиво протянул чекист. — Я поговорю с Дзержинским… Обязательно! Только вот, поверит ли? Заговор в ЧК! Английские деньги… Слишком уж невероятно!

— Понимаю, нужны доказательства, — доктор потер переносицу. — А что, если взять, наконец, эту дамочку…

Валдис грохнул кружкой:

— С ума сошел! У нее дипломатический иммунитет. Самое большее, что мы сможем сделать — просто выслать. Вместе с послом Локкартом и его подручным Рейли. Обезглавить, так сказать, шпионское гнездо!

— И оставить последователей, — хмыкнул Иван Палыч. — Как бы выразился мой старый друг Гробовский — выслать главарей и оставить на воле всю шайку! Не-ет, надо их всех брать. Сразу!

Сделав глоток, Иванов вдруг хитровато прищурился:

— Кстати, есть хорошая новость. Гробовский все же отыскал Печатника! Нет, в квартиру тот не явился — прислал своего человечка… Через него и уговорились о встрече. Не знаю, уж что там Алексей Николаевич обещал…

— О! Он много чего может придумать, — хохотнул доктор. — Так когда встреча-то?

— Вечером, в ресторане «Яръ», что Петербуржском шоссе. Такой… чем-то на вокзал и на крепость похож. Но, шикарный! Цыгане, Катя Ларина… — Валдис потянулся и вздохнул. — Только по нашей зарплате туда ходить! Эх, помнишь, в песне? Эй, ямщик, гони-ка к Яру…

— И все же, англичанку надо прощупать… Ну, проследить!

— Делаем, друг мой! Делаем. Кстати, по паспорту она Лора Холдер. Естественно, англичанка, помощник атташе по культуре. Поэты, художники и прочая богема. Кстати, с Блюмкиным ее познакомил Есенин!

Висевшие на стене солидные, с позолотой, часы, гулко пробили семь раз.

— О! — чекист встрепенулся и поднял указательный палец. — Пора и к «Яру». Сейчас будет машина… Печатника решено брать.

— Отлично! — вскочив на ноги, потер руки доктор. — Я с тобой!

— Но…

— И никаких — «но». Друзья мы или нет? Тем более, Алексея повидать хочется… В конце концов — земляк!