Патриот. Смута. Том 6 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

— Ты мне скажи. — Повторил я фразу. Понимал, к чему клонит этот человек.

— Сейчас народ готов кого угодно признать, господарь. Если сила за ним, значит, и власти достоин. Если только за Землю Русскую он встать готов. Смуту прекратить. Затаилась, замерла Земля. Надежда была, что Скопин дурака этого старого сметет. Или помрет Василий, и его место займет молодой, сильный человек. Деятельный. — Он вздохнул. — Убили его. И теперь ждем, что Шуйский против ляхов сможет.

Знал я, что в реальной истории вышло Клушино. И к чему все это привело. Но проговорил об ином.

— Отравили. Знаешь кто? — Улыбнулся ему.

Он глаза вытаращил, уставился на меня. Не знал.

— А я знаю, Прокопий Петрович. Уверен. У меня тут человечек в обозе трясется интересный. Шеншин Артемий из посольского, если не ошибаюсь, приказа. А еще писем я читал много. Ой, много переписки всякой. — Улыбнулся злобно. — Многое понял.

— И чего ты хочешь?

Я вывел его из колеи переключением точек интереса. Все же старый мозг не успевал за резкой сменой темы. Сложно ему было.

— Я же тебе вопрос задал. Если из Монастыря привезут некоего человека, то встанет ли за него страна, Москва, бояре?

— Нет. Они встанут за того, у кого сила в руках. У воровского царика нет ее уже. Все ушли к ляхам. Сейчас у тебя она и у Шуйского осталась. А вот если Василия не станет… Останешься ты и… — Он вздохнул. — Чего уж греха таить, ляхи еще.

Это я знал.

Семибоярщина доброй своей половиной стояла за призыв молодого царевича польского Владислава Жигмонтовича. Только вот отец его, что уже сейчас под Смоленском стоял, сам решил на трон сесть. Всю Русь себе прибрать. И на волоске все стояло.

Чуть-чуть и в его пользу могло шатнуться.

Не сломи Пожарский и Минин ляхов на подходе к Москве, может быть, и слились бы мы в единое царство-королевство. В унию. Только вот русским бы от этого вряд ли лучше бы стало.

Спустя пять десятков лет гнет православного населения на окраинных территориях достиг такого накала, что в Речи Посполитой началась Руина. Приведшая к Потопу и дальнейшим невероятным проблемам, скинувшим Польшу из передовой державы, творившей мировую историю на вторые, потом третьи роли.

А дальше, все хуже.

— Понял тебя, Прокопий Петрович. — Мыслей в голове много было.

Выходило, что Мстиславский в текущей ситуации вряд ли эту карту с Феодосией Фёдоровной разыгрывать будет. Татарского войска у него нет. Как бы не убили девку, чтобы мне не досталась или еще кому. Черт. А может быть… Если так подумать, игра князя Мстиславского моими чаяниями пошла наперекосяк.

Все карты его биты были.

Татары не пришли, заговора в южных землях не случилось.

Да, ослабление и даже устранение угрозы воровского царя произошло, только вместо него я появился. И, сила за мной, как говорил Ляпунов, несколько больше, чем за Лжедмитрием. Может… Может, если так подумать, боярин Лыков-Оболенский отколется от своего первоначального сотоварища и переметнется?

Почему нет.

А может он девушку царских кровей повезет в Смоленск. У ляхов молодой королевич, у нас невеста на выданье. Свадебка и уния. Кажется, что похоже на план. Вот только Лыков-Оболенский из этого, что для себя сможет выкружить? Какая ему выгода?

Видимо, какая-то есть.

Если реальную историю вспомнить, то писал он письмо ляхам. И вроде бы Владислава на трон хотел сажать. Но… Там почти вся дума так думала. А до свержения Шуйского, что думал? Кто знает.

В чем его выгода в служении одному и не служении иному?

Мстиславский силу потерял, а я набрал. Может, этот боярин ко мне переметнется? Отчего нет.

Остается еще Филарет. Темная лошадка, которая сейчас в Москве находится. Сан патриарший он с себя снял. Негоже двум патриархам быть. Но уверен, он связи свои сейчас вовсю использует и воду мутит в столице. В реальной, изучаемой мной истории стоял он за свержением Шуйского. Только там, Клушино было. А здесь — судя по всему, войска, из столицы выходить не торопятся. А если и вышли, то к Смоленску быстрым маршем не идут.

У них на юге враг — я.

В татарах Шуйский был уверен, думал, что купил их. А вот здесь все поменялось, вместо татар — какой-то боярин. Цель татарскую он выполнил, Лжедмитрия одолел. Только, во-первых, об этом в Москве узнают еще через некоторое время. Связь медленная. Во-вторых, я не союзник Шуйского. Враг я ему. И сила вокруг меня приличная.

Хотя отчего бы Василию мне письмо не прислать. Я же себя царем не именую. Это все молва людская.

Но сила за мной приличная. Рязанцы, казаки и бойцы всего юга — тренированные и неплохо уже слаженные. И остатки войска воровского царика.

Глядишь. Скоро сюда притекут остальные от ляхов. Когда поймут, что у Жигмонта они в лучшем случае кости с барского стола получат. Будет надежда у меня неплохо себя зарекомендовать. Им то все равно, что Димка, что кто другой.

Видят человека пешкой, а не игроком.

Но, со мной такой номер не пройдет.

Только… Черт! Это же сколько времени и ресурсов на обработку и подавление всех этих жаждущих? На адекватное включение их в свое воинство. На обещания титулов и земель, которые я давать не хочу и права не имею. А требовать-то они будут.

Здесь пока что с Ляпуновым и предстоящим князем Трубецким все сложно. А станет в десять раз сложнее. С дворянами и казаками — хорошо. Амбиций много. А все эти атаманы, воеводы, да бояре — люди с желаниями.

Заруцкие и приличное число ляшских сотников же в середине лета уже в Жигмонте разочаровалась. Могут начать скоро приходить ко мне. Сила большая, только лучше бы не иметь такую.

Реальная история показала, что Ляпунову такое взаимодействие жизни стоило.

— В седло сесть сможешь? — После довольно долгих раздумий проговорил я.

— Надо. — Он вздохнул, завозился. — Надо садиться.

— Давай, воевода, час на сборы. Воинство твое к клятве готовь.

Я вышел из шатра, осмотрелся.

Лагерь уже выглядел вполне обыденно. Только моих людей здесь прилично было. А так — служилые люди собирались. Молодежь шумно обсуждала происходящее ночью. Каждый говорил, что сам чуть ли не троих, а то и пятерых заговорщиков завалил.

Эх, молодо-зелено.

Ко мне подошел Тренко. Лицо злое, раздраженное. Месть она никогда радости не приносит. Сложные чувства порождает реализация и достижение отмщения. Не идет за ней по пятам радость и благо.

Душа выжигается.

— Ну что?

— Да… — Покачал головой служилый человек. — Раскололся. Падаль. — Сплюнул. — За Шуйского он стоял…

Ага, стоял, мертв, значит человек. А под пытками же, можно сказать, все что угодно. Выдать желаемое допрашиваемым за факт и версию, только бы мука прекратилась.

— За Шуйского, значит?

Поднял на меня взгляд собрат. Заговорил тихо.

— В общем. Дело какое. Сумбулов у Ляпунова соглядатаем был. Вроде бы при нем, вроде как человек его. Потворствовал почти во всем. А сам письма в Москву тайно слал. За Шуйского стоял. Переметнуться хотел. Поэтому и войско снаряжено так себе, и силы собраны абы как. Многие рязанцы в столице. Идея была, что как бы всех этих юнцов в заложниках держать, в походе. Чтобы отцы посговорчивее были бы. Их же можно и на ляхов повести, а это смерть для неопытных воинов верная.

— Хитро.

— Отвратно, господарь. — Проворчал Тренко. Смурной он был до жути.

— Еще что интересного?

— Что-то про монастырь еще под конец кричал. Что не знаем мы истины. Что есть царь на Руси. Что придет он. Явится, когда время будет.

Вот здесь я напрягся.

— И что?

— Да неясно. Господарь. Бред умирающего. Крепко я ему зла сделал. Ой крепко. — Покачал головой сокрушаясь. Перевел тему. — Я с Григорием поговорю, может, по снаряжению этих людей решим что. Проверить все надо, обозы осмотреть.

— Дело хорошее. Мы же еще к вечеру примем остатки войска царика воровского. Там у них припасов должно быть прилично. Ну и надеюсь. — Я улыбнулся. — В Тулу войдем сегодня-завтра.