Переезд (СИ) - Волков Тим

— В наркомат просвещения, тов. Луначарскому А. В. Просим присмотреться…

Что за черт? Что-то знакомое…

Буквы запрыгали перед глазами.

— … просим присмотреться внимательнейшим образом к вашей работнице гражданке Петровой А. Л., бывшей эсерке…

Бывшей эсерке! Черт! Откуда они узнали? Сама Аннушка прошлое свое не ворошила, да и близких подруг у нее в Москве не было.

— … предложение унифицировать школы со старыми царскими гимназиями есть мелкобуржуазный уклон, нетерпимый в советском обществе, порыв всех идей большевизма… Однако, хватили!

От возмущения Иван Палыч принялся комментировать вслух:

— Мелкобуржуазный уклон… и подрыв еще! Обвинения серьезные.

— Я просто предложила унифицировать школу, — растерянно пояснила Анна Львовна. — И, кстати, Анатолий Васильевич меня во всем поддержал! Ты знаешь, я вспомнила! Я в детстве его пьесу смотрела, в нашем театре, в Зареченске! Называлась — «Королевский брадобрей»! Ты такую не видел?

— Не припомню. Но, это хорошо, что нарком тебя поддержал! Ладно, глянем дальше:

— … на своей квартире, в предоставленных комнатах, указанная гражданка тайно встречалась с некоей женщиной, похоже — правой эсеркой. Приметы: худая, голос громкий, курит… Да уж, нашу Ольгу Яковлевну и слепой запомнит! — доктор не выдержал, рассмеялся. — Тебе эту анонимку Анатолий Васильевич почитать дал?

— Он. А кто же еще-то? Сказал — куда хотите, туда и девайте.

— И мне мой начальник почти точно так же сказал, — расстегивая супруге блузку, как бы между прочим, поведал Иван Палыч.

Сказал, и тут же принялся целовать жену в шейку…

Тихо шурша, блузка сползла с плеч… юбка отправилась на пол…

А диван даже не заскрипел!

Старинный. Не диван, а прямо какой-то слон!

— Вань, Вань… — шептала Аннушка. — Соседи… услышал же…

— А пусть слушают. Мы же с тобой — муж и жена!

Вскоре супруги расслаблено улеглись в постели. Анна Львовна расслабленно потянулась и искоса взглянула на мужа:

— Значит, и на тебя такую же анонимку прислали? Интере-есно, кто бы это мог быть?

— А давай-ка порассуждаем! — предложил супруг. — Кто мог знать про Ольгу Яковлевну? Про то, что она к нам приходила?

— Соседи, — Аннушка покусала губы. — Кто же еще?

Соседи… Старичок Владимир Серафимович, еще одна старорежимная тетушка, София Витольдовна (именно София, а не Софья), остальные — все семейный пролетариат. Железнодорожники Сундуковы, Игорь и Лена, с двумя подростками-детьми, Юлей и Витенькой… Мельниковы… Муж, Алексей, инвалид — рабочий на обувной фабрике. Жена, Пелагея — где-то в «Пролеткульте». Молодожены, детей пока нет. Еще некий Березкин, Андрей Христофорович, кажется, тот еще тип. Одет с иголочки, домой приходит поздно, иногда — слегка под хмельком. Пролетарии его на дух не переносят. Зато гражданин Березкин мило общается с Софией Витольдовной. Пожалуй, только он один.

— Ну, и кто из них? — повела плечиком Анна Львовна. — И, главное, зачем? Жилплощадь?

— Да, это мотив! — Иван Палыч потеребил переносицу. — Тем более — в Москве-то!

— А что — Москва? — неожиданно встрепенулась Аннушка. — Врагов-то кругом — море! На севере — Антанта, на Юге — Донская армия, Добровольческая армия Деникина… Под Петроградом Юденич. Да и немцам сколько всего по Брестскому миру отдали! Выдюжим ли?

— Выдюжим! — уверено бросил доктор. — И знаешь, почему?

— И почему же?

— Потому что у большевиков, кроме единства, имеются еще и привлекательные для очень многих идеи. Понятные всем! — Иван Палыч уселся на диване и продолжал. — И эти идеи, милая, подкрепляются действиями! У так называемых «белых» же ни единства, ни сколько бы внятных идей нет! Ну, борьба, а после победы — созыв Учредительного собрания. Неконкретно как-то, неуверенно! В отличие от большевиков… Хотя, да — многие их действия торопливы и утопичны!

— Это какие же?

— Оголтелая антирелигиозная пропаганда, национализация средних предприятий и земли… Это ведь многих отталкивает! Так нельзя. Ладно, будем думать…

— Так что насчет анонимки-то? — напомнила Анна Львовна. — Считаешь — соседи?

— Не совсем так… — Иван Палыч посмотрел в окно, на сверкающие в ночном небе звезды. — Откуда соседи могу так хорошо знать, что происходит в наркомате просвещения? Или у меня, в Госпитальной хирургической клинике? А то что ты — бывшая эсерка? А, впрочем, как многие… И, тем не менее! Боюсь, здесь не только жилплощадь…

— Ох, милый. Что-то я тоже боюсь.

Супруги уснули, обнявшись, а проснулись от грохота! Кто-то от души барабанил в дверь…

— Сколько времени-то? — проснувшись, доктор глянул на часы. — Господи, полшестого. И какой же черт…

Кто-то из соседей уже открыл входную дверь… В коридоре послышались грубые голоса, шаги… стук!

— Кто? — накинув халат, нервно спросил Иван Палыч.

— Гражданин Петров, Иван Павлович? — грозно вопросил возникший на пороге красноармеец.

Доктор кивнул:

— Да, я.

— Вас приказано немедленно доставить в ЧеКа! Вот мандат. Собирайтесь!

Глава 3

Заложив руки за спину, Иван Палыч спустился по лестнице, как арестант. Впереди и позади него шли красноармейцы с маузерами в лаковых деревянных кобурах. У подъезда ждал черный «Руссо-Балт» с заведенным мотором, за рулем сидел угрюмого вида шофер — пожилой дядька в темно-серой кепке.

Садясь в машину, доктор обернулся, помахав рукой выглянувшей в окно жене. Он ни капли не сомневался — Анна Львовна немедленно начнет что-то предпринимать, и, если надо, дойдет и до Владимира Ильича! Лишь бы саму не арестовали… Ну, пока вот не тронули, и это вселяло надежду.

В наручники арестанта не заковали и вообще, конвоиры вели себя корректно. Просто попросили не задавать никаких вопросов и уселись по бокам от доктора на заднем сиденье. Один из них хлопнул шофера по плечу и отрывисто бросил:

— Едем!

Кто они были такие? По виду, вроде бы, красноармейцы: легкие шинели без погон, красные звездочки на фуражках. Знаменитую «буденовку» еще не ввели, как и красивую, с «разгонами», форму. И все же — кто? Чекисты? Милиция? Военная контрразведка? Или… из Управделами? Кто их послал, кто отдал приказ? Дзержинский, Рыков, Троцкий? Или… Миша Бурдаков? Этот тоже мог, интриган чертов! С Дзержинским, вроде как ровно все прошло, вчера только мило беседовали… Рыков? Но, никаких уголовных преступлений доктор не совершал и не намеревался. Троцкий? Может быть, и ему поступил донос? Обвинение в шпионаже… Ну да — немецкие медицинские журналы! Иван Палыч вспомнил, что отдавал их в перевод одной из секретарш в Совнаркоме. А вдруг эта секретарша — немецкая шпионка? Хотя, с Германией сейчас мир… Мир-то — мир, но немцы втихаря помогают атаману Краснову. Да, на всех углах об этом не кричат, но особо и не скрывают.

Троцкий… Презрительный прищур, желчный взгляд… неприятный тип. Создатель Красной армии, теоретик перманентной мировой революции, грубо говоря — левацкий левак, от которого можно ждать чего угодно!

Что ж, посмотрим…

Урча двигателем, автомобиль покатил по булыжной мостовой, кромсая фарами предутреннюю тьму. Впрочем, небо над крышами домов уже начинало светлеть, наступал новый день, и кое-где уже шелестели метлами дворники.

Иван Палыч еще не так хорошо знал Москву, чтоб определить, куда его везут. Ну, улицы и улицы, бульвары…

Ага, вот пошло что-то знакомое. Вычурные дома в стиле модерн, он же — ар-нуво, широкая улица… страховые фирмы…

Да это ж Лубянка! Большая Лубянка, где вчера только был. Вот показалась и площадь…

Неужели, Дзержинский? Что-то вчера понял не так… Или — новый донос?

Автомобиль остановился прямо напротив здания ВЧК.

— Выходим! — выбравшись первым, приказал красноармеец. Впрочем, теперь ясно — чекист.

Знакомая гулкая лестница, приглушенные звуки выстрелов где-то в подвале… третий этаж…

Один из чекистов осторожно постучал в дверь… заглянул:

— Товарищ Председатель ВэЧеКа, гражданин Петров Иван Павлович по вашему приказу доставлен!