Моя попытка прожить жизнь Бессмертного Даоса VIII - Ваня Мордорский

Голос кота стал мягче, наполнился теплом воспоминаний.

— Помню всех монахов. Помню, как они читали сутры на рассвете. Помню запах благовоний. Помню, как солнце освещало главный зал через разноцветные стекла.

Я улыбнулся.

— Видишь? Они всё ещё живы. Здесь, в твоей памяти. И пока ты помнишь — они не исчезли. А теперь, кроме тебя буду помнить и я, и лисы, и карп, и улитка.

Кот посмотрел на меня, и я увидел, как в его глазах появляется что-то, чего раньше не было. Он молчал, глядя куда-то вдаль, на заросшие поля внизу.

— Хорошие люди… — наконец произнёс он. — Да. Они были хорошими. Лю Вэй каждый день кормил меня. Его жена пекла рыбные пирожки, от которых весь храм благоухал. Их дети смеялись, бегали по двору, играли со мной… Я был счастлив тогда.

Его голос дрожал.

— Я был просто котом. Обычным котом. Я не думал о смысле жизни, о предназначении, о долге. Я просто… был. Ел. Спал на солнце. Ловил мышей. Мурлыкал, когда меня гладили…. Это и было счастье. Простое, глупое счастье.

Он повернул голову и посмотрел на меня пустыми глазами.

— Теперь я знаю слишком много. Я понял, что значит смерть. Что значит потеря. Что значит остаться одному. И знаешь что? Я бы предпочёл остаться тем глупым котом, который ничего не понимал, который думал, что мир — это тёплое место у очага и миска с рыбой.

Я молчал, потому что понимал о чем он говорит, понимал, что иногда незнание — действительно благо.

— Но ты не можешь вернуться назад, — тихо сказал я. — Никто не может. Ты стал тем, кто ты есть сейчас. Этого не изменить.

— Знаешь, человек. — посмотрел на меня кот, — Я даже думал иногда, может вот это и есть смерть? Когда просто продолжаешь жить, но тебя никто не видит.

— Но тебя видят злые духи, — заметил я.

— Да. И они мне не нравятся. Слабые, жалкие создания. Они прячутся в тенях и шепчутся. Иногда они пытались заговорить со мной, но я не отвечал. Мне не о чем с ними разговаривать.

— А одиноко тебе не было?

Кот снова посмотрел на меня.

— Одиноко? Конечно, мне было одиноко. Но я привык. Коты — одиночки. Мы не нуждаемся в стаях, как собаки, или в стадах, как овцы. Мы можем быть сами по себе. Это… естественно для нас.

Я покачал головой.

— Но ты же ждал. Ждал, что кто-то придет. Значит, ты нуждался в ком-то. Значит, не такой уж ты и одиночка как говоришь.

Кот молчал. Долго молчал. А потом тихо сказал:

— Может быть. Может, я и нуждался. Но кто придет в заброшенный храм? Кто вспомнит о мертвом коте? Даже ты…ты пришел помочь людям, не коту.

Лисы, которые всё это время сидели в стороне, внимательно слушая, вдруг одновременно подошли ближе.

— Но мы же пришли! — вдруг с энтузиазмом воскликнула Хрули, — И мы тебя видим! И мы с тобой разговариваем! Значит, ты не один!

— Да! — подхватила Джинг. — И вообще, зачем грустить? Мы здесь, Ван здесь, всё хорошо! Он умеет очищать любые места и упокаивать души.

Кот посмотрел на лис, и в его пустых глазах мелькнуло что-то похожее на насмешку.

— Лисы, — сказал он с легким презрением. — Вечно веселые, легкомысленные создания. Вы ещё молоды. Вы не знаете, что такое потеря. Что такое ждать столетие за столетием, пока время стирает всё, что было дорого. Смотреть как разрушается храм, как падают надгробия, как гниет крыша. Лисы… Ваши хвосты ещё не успели поседеть от тоски. И когда это произойдет — вот тогда вы поймете меня. А сейчас вы просто показываете своими словами, что вы живые, а я — мертвый. Еще раз напоминаете об этом.

Лисы молчали, а я размышлял.

Перед нами мертвый депрессивный кот, который во всем видит плохое, и сложно его винить в этом. Когда ты столетия проводишь среди могил и злых духов размышляя о тех временах, когда был живым, — ничего хорошего из этого не выйдет. Похоже, нужно перевести тему и заставить его рассказывать, а не жаловаться. Вспоминать, а не грустить.

— Мы пришли потому, что душа Лю Вэя попросила нас об этом. Он стал пленником, его заперли в теле цзянши и заставили делать…плохие дела.

Кот аж зашипел от злости.

— Плохие…плохие люди…

— Но я отпустил его душу, и в ней не было ни злобы, ни ненависти — он только попросил навестить это место и проверить как тут могилы его семьи. Ты можешь показать нам их?

Кот запрыгнул наверх и пошел к храму.

— Идём, Праведник, — бросил он через плечо. — Я покажу тебе, что ты ищешь.

Мы медленно двинулись за котом.

Через минуту мы остановились у края кладбища.

— Здесь, — сказал он, застыв у нескольких невзрачных холмиков без надгробий. — Четыре могилы. Лю Вэй, Мэйлань, Фэн и Циюэ. Я часто приходил сюда. Сидел рядом. Рассказывал им, как прошёл день.

— Расскажи мне о них, — попросил я, присев рядом с безымянными могилами.

Кот устроился рядом.

— Лю Вэй подобрал меня котёнком, — начал он, и в его голосе появилось что-то тёплое. — Я был такой маленький, что помещался в его ладони. Весь мокрый от дождя, голодный. Он принёс меня домой, а Мэйлань сразу сказала: «Оставляем». И накормила меня тёплым молоком.

Кот замолчал, словно погружаясь в воспоминания.

— Каждое утро он выносил мне миску с остатками рыбы. Всегда свежей. Он говорил: «Кот, ты — часть храма. Ты тоже служишь». Я не понимал тогда, что он имел в виду. Думал, что служу только желудку своему. А Мэйлань… Она пахла цветами. Всегда. Она выращивала жасмин у дома. И когда я терся об ее ноги, она гладила меня и смеялась. Говорила, что я похож на маленького тигра. Её смех был светлым, как солнце.

— Фэн тогда был ещё совсем малышом, — продолжил он. — А Циюэ только родилась. Фэн постоянно пытался меня поймать, таскал за хвост, а я шипел на него и царапался. Но не больно — я же понимал,