Колдовская ночь - Наталья Борисовна Русинова
– Есть лешие, – вдруг заупрямилась девчонка. – И русалки есть.
– Сама видела?
– Может, и видела, – Марьяшка вдруг опустила взгляд и поёжилась. – Нашли вы, батюшка-доктор, о чём в лесу поминать. А ну как услышат да выползут? День-то какой нынче? Иван Купала!
– Дался вам тот Купала, – пробурчал Иван.
Солнце потихоньку клонилось к закату, приятно грея спину, оттого три тени на дороге – две человеческие и одна лошадиная – вытянулись и стали походить на диковинных синеватых зверей. Ветер неслышно перебирал колоски мятлика, растущего по обочинам, катал в пыли скрученный пучок соломы. Марьяна, завидев его, сплюнула через левое плечо и зашептала под нос молитву.
– Вдруг оборотень? – объяснила она, поймав удивлённый взгляд спутника. – Каждый на деревне знает, они и в копну сена могут оборотиться, и в свинью, и в волка…
– Марьяна, – Иван тяжко вздохнул. – Сколько тебе лет?
– Шестнадцать… стукнет потом, – та почему-то запнулась.
– Почти невеста уже! А веришь во всякие глупости! Ну хочешь, я этот пук соломы догоню и ногой на него наступлю? Чтобы ты точно убедилась – это обычное сено.
– Не надо, – вдруг испугалась девчонка. – Нельзя нынче оглядываться! Лучше пойдёмте скорее, кобылка-то ваша уже и не хромает почти. Хорошо бы на ночлег выйти куда-то ближе к полям. Вдруг людей живых встретим, пастухов или косарей каких-нибудь. Лес сегодня – и впрямь нехорошее место, уж поверьте.
– С учётом раненой лошади, на запах крови которой могут сбежаться все окрестные волки, а также разбойников лес для нас и вправду опасен, – согласился Иван. – Вот где напасти, ни одна русалка с ними не сравнится.
– Правду говорите, батюшка-доктор, – Марьяшка вдруг погрустнела. – Против злых людей ничего в мире не поможет…
– Ну уж, – неопределённо хмыкнул Иван.
Рассказывать о револьвере в сумке он своей нечаянной спутнице, конечно, не собирался. Доверяй, но проверяй, как учил его приказчик в родительском поместье. Именно его принципы и помогли если не приумножить, то хотя бы сберечь состояние отца, иначе остались бы после смерти матери оба без рубля в кармане, зато с книгами и телескопами. Вот и сейчас – как знать, вдруг девка ловит на живца, то есть на себя? Кто её испугается, тощую да бедно одетую? А где-то неподалёку может промышлять банда, к которой она ведёт незадачливых спутников, втираясь в доверие…
Марьяшка как раз примолкла и заторопилась, босые ступни так и мелькали из-под юбки, колыхавшейся от быстрой ходьбы. В какой-то момент она взмахнула рукой, перекидывая косу с плеча на спину, и Иван вдруг замер.
– Это у тебя что ещё такое?
На тоненьком, как у птенчика, запястье обнаружились следы от верёвки, которой по деревням привязывали скотину, – жёсткая, грубая, из пеньки. Причём самого низкого качества – Марьяшке явно натёрло кожу до кровавых волдырей, которые потом вдобавок никто не лечил.
Девчонка отскочила от протянутой мужской руки, как ужаленная, дёрнула рукава рубахи вниз.
– Ничего, – пролепетала она, а затем вдруг выпалила. – Только не трогайте меня, ладно?
В горле у Ивана пересохло. Он сглотнул несколько раз, стараясь унять противное тошнотворное трепетание где-то в районе желудка. Кто ему эта девчонка? Он видит её первый и наверняка последний раз в жизни. Но всё же пальцы сами собой сжались в кулаки.
– Марьяна, послушай меня. Я скорее пальцы себе откушу, чем обижу тебя… Как уже обидели. Я врач, моё дело лечить, а не калечить. Но тому, кто с тобой подобное сотворил, я бы башку скрутил, не жалеючи. Он подлец и негодяй, и ему самое место в тюремных застенках.
Волна тягучего злого жара поднималась в груди, не давая нормально дышать.
– Кто это, жених твой? – продолжал он допытываться, не двигаясь с места, чтобы не напугать несчастную ещё больше. – Я его в тюрьму отправлю, скажи только, где живёт и как звать. Или помещик, которому указ о даровании крепостным людям прав и свобод не писан? И в его голове они до сих пор холопы? Может, ты сбежала от него и скитаешься по лесу, потому как идти тебе некуда? Так я сам сын помещика, у отца моего семь деревень и несколько гектаров леса. Хочешь, я тебя на службу возьму? Жалованье хорошее положу за работу и клянусь, что никогда даже в мыслях такого не…
Договорить не смог – горло снова свело судорогой. Он не был совсем наивным простачком, знал, что народ по сути своей темен и зачастую зол. Многим сорваться на том, кто слабее и напрямую от тебя зависит, не стоило ничего. Но всё же… Какая сволочь вообще посмела так мучить малую девку, что едва достаёт макушкой ему до груди? В этой её рубашонке явно с чужого плеча, в бусиках, что впору носить ребёнку. При взгляде на неё охватывало в первую очередь лишь одно чувство – невообразимая жалость.
Взгляд Марьяны сменился с испуганного на печальный.
– Не надо, батюшка доктор. Того, кто меня обидел, в живых уж нет. Просто заживает… плохо.
– Я тебе помогу! – подхватился Иван. – Мази лучшие дам, затянется вмиг, вот увидишь!
– Добро, – Марьяшка тихонечко улыбнулась. – А теперь давайте пойдём поскорее. Я не хочу ночевать в лесу.
* * *
Они всё-таки остановились на коротенький привал сразу после заката – у речки Веснянки, рядом с которой в сумраке между деревьев вились тучи комаров. Марьяшка начала с тревогой оглядываться по сторонам, и Иван невольно нахмурился – а ну как и впрямь сообщников ждёт? Заманила дурня в ловушку…
Но он тут же отбросил гнусные мысли в сторону. Была у него практика в госпитале для городской бедноты как раз в год, когда заканчивал учёбу. И девок, якшавшихся с негодяями всех мастей, он тогда навидался по самое горло. Они обычно появлялись в двух видах – или хмельными, улыбчивыми да развязными, или мотающими кровавые сопли на кулак, когда очередной полюбовник в пьяной драке разбивал им нос. Не-е-ет, держались они совсем иначе, не как Марьяшка. Та дёргалась от каждого шороха из кустов или плеска воды.
– Боюся, – шмыгнула она носом в ответ на его взгляд. – Вдруг русалки вылезут?
– Да что тебе эти русалки! Если не хочешь к реке идти, скажи прямо, я сам схожу. Умыться надо да попить, воды во фляге на донышке. И только не говори, что не хочешь, употела за день наверняка, да и ноги гудят.
– Не знаю, – Марьяна пожала плечами и тут
