Колдовская ночь - Наталья Борисовна Русинова
В этот же миг озеро пошло рябью и заволновалось. Вятко всмотрелся: вода забилась о берег, в середине что-то захлюпало, зашипело, а потом послышался громкое бульканье – и на песок рухнул человек. Озеро словно выплюнуло Заряну, бледную, мокрую и ничего не понимающую.
Вятко тут же подскочил к сестре, отталкивая самых любопытных.
– Заряна! – он заглянул ей в глаза и увидел там пустоту. – Заряна, ты слышишь меня?
Сестра едва заметно кивнула. Этого было достаточно.
Вятко увёл её подальше от воды и усадил у костра. Заряна вздрогнула, но не сказала ни слова. Ничего, отогреется, придёт в себя – и всё будет славно.
Довольный, он подошёл к Неждане и разрезал верёвки ножом. Освобождённая русалка побежала к воде.
– Она всё равно наша! – крикнула прежде, чем исчезнуть. – Отец тебе этого не простит!
Наверное, не следовало так с ней играть, даром что неживая. Но да ладно, о сделанном жалеть – всё равно душу портить лишний раз. Вятко сел рядом с сестрой. Пламя постепенно согревало её кожу. Сердце… Вятко прижался к сестре и вслушался: да, билось, хоть и очень медленно. Значит, живая. Не нежить.
– Вот молодец-удалец, а! – восхищённо хмыкали остальные. – Самого Водяного за нос сводил!
– Это кто кого ещё сводил, – отвечали. – Засуха-то не прошла! Да и нежить она теперь – пусть возвращается к мужу!
– Эй! – крикнул Вятко. – Кто Заряну обидит, того я сам к Водяному отправлю!
Одна кровь у них, один дух. Он в самых страшных снах не мог представить себе, чтобы мать воротила очи от неё и не пускала есть вместе со всеми, а чужие дети багряными вечерами бегали вдоль прикрытых створок, надеясь, что им удастся-таки поглазеть на «навью». Нет уж, не бывать тому! Будет их Заряна живее прочих, и пусть думают, что хотят!
А она сидела да помалкивала, словно речь и не о ней вовсе. Вятко совал ей то кашу, то хлеб, то ягоды – от всего отнекивалась, а при виде вишни испуганно задрожала и отодвинулась чуть дальше.
Ничего, пройдёт. Просто нужно время. Главное – что живая.
Вятко смотрел на Заряну и не мог нарадоваться. А через пару лучин началась гроза. Вместо Даждьбога по небу помчался Перун с колчаном стрел. Победил Вятко – его взяла. Водяной отдал много воды Перуну, а тот обрушил её на поля. Славно! Чудесно! Хорошо!
Оставалось только дождаться, пока Заряна придёт в себя.
Глава четвёртая
1
Поутру да на Купалу
Лес пылал янтарно-алым
По траве лилось вино,
Раскрывая мир иной.
Грань дрожала пляске в такт,
И казалось, лишний шаг
От людей всех отделит.
– Ничем не могу помочь, – развела руками Стешка. – Её дух остался на озёрном дне, и ни одна ворожба его не достанет.
Бессилие перерастало в злобу. Вятко топнул ногой и вылетел на крыльцо, не выдержав тяжёлого взгляда ведьмы и туманного – сестры. Когда они вернулись после Купалы, родители отказались впускать Заряну в дом и называли нежитью. Мать плакала, отец грозил небесными карами и требовал вернуть сестру обратно к озеру.
Но Вятко провёл её к себе под крики и упрёки. Весь род сбежался смотреть. Охали-ахали, вскидывали руки, просили чуров о помощи и защите. И из каждого угла Вятко слышал:
– Нежить!
– Русалка!
– Жена Водяного!
– На дно её, на дно!
Вятко оставил Заряну у себя и достал меч. На всякий случай. Вряд ли отец позволит топить сестру во второй раз, но мало ли. Разозлённая толпа могла и не такое.
Теперь Вятко понимал, что зря волновался. Отец наказал ничего не делать и поехал в капище с наспех собранной котомкой. Волхвы задумчиво почесали бороды, заглянули в пламя и сказали, что боги уже наказали род Ольховичей и что новой беды не случится.
– О да! Нежить в доме – то ещё наказание! – фыркали сёстры.
– Бессердечные сёстры – вот где кара! – отвечал Вятко. – У неё как раз сердце бьётся.
А Заряна молчала. Она позволяла себя вести, немного ела и пила, но не улыбалась и не заговаривала сама. В конце концов, от неё отвязались и махнули рукой. Дожди пошли – и ладно, значит, всё хорошо.
Целую седмицу грохотал Перун, а потом снова выглянуло солнце. Вот только Заряна не менялась – днями спала, вечером съедала горстку каши, делала глоток кваса и ложилась обратно на лавку. Даже в баню с девками не ходила.
После слов Стешки стало больно. Смешно сказать – Вятко словно громом ударили. Он отказывался верить, что Заряна принадлежит Водяному.
– Ну спроси её, чего она хочет, – хмыкнула ведунья, проходя через сени. – От меня тут пользы не будет – русалок проси.
Вятко вернулся в избу и побежал к Заряне. Сестра лежала на лавке и смотрела вверх. В глазах её застыл туман. Густая пелена никак не отпускала.
– В воду, – пробормотала Заряна. – Хочу в воду…
– Да что ты такое говоришь?! – завопил он. – Вот ведь твой дом, вот ведь родители!
Но сестра прикрыла глаза. То ли не желала слушать, то ли сил не оставалось. Вятко стукнул кулаком в стену от досады и выбежал из комнаты. Его тоже не хватало. Тяжело было видеть Заряну, пытаться что-то делать и понимать: не выходит.
Конечно, он мог бы попросить русалок. Это было легко – дочери Водяного кружили у избы, звали Вятко с собой, смеялись и не давали спокойно спать. Он боялся, что русалки уведут Заряну, поэтому навещал её по ночам.
А однажды увидел, как сестра смотрела на нежить – оживлённо, ясно, безо всякого тумана, словно чувствовала: среди этих девок найдётся место и ей. Тогда злость вскипела внутри с новой силой, почти захлестнула, и Вятко, устав бороться, прорычал:
– Хочешь – иди.
В ту ночь Заряна не пошла. Значит, не всё потеряно. Проклятые русалки пели всё ярче, звонче, сильнее, будто проверяли, сколько ещё выдержат Ольховичи. Днями Вятко выслушивал много недобрых слов о себе и сестре.
Ещё были мокрые следы у крыльца. Тонкие, девичьи, но много. Русалки плясали в их дворе, сплетали венки из их цветов, ели их ягоды и потихоньку изводили род песнями.
Когда ушла Стешка, дни потекли своим чередом. Вятко помогал родителям и иногда забегал к Заряне. Шла вторая седмица после Купалы. Работы на поле хватало, да и за скотиной приходилось смотреть. А если совсем честно – просто хотелось сбежать подальше от туманных
