Голодный мир - Андрей Михайлович Подшибякин

Было ровно двадцать четыре минуты седьмого.

Подавив извинительное блекотание и несколько вопросительных реплик, Алексей Тихонович шлепнул себя по щеке, чтобы окончательно проснуться, и повез Афганца (сомнений в том, что это именно он, не было) к шашлычной.

Парковка была пустой: фура и каблук уехали. Алексей Тихонович воспринял это как хороший знак и приободрился.

Мангальщик Дядь-Миша, демонстративно не обращая на прибывших внимания, вертел шампуры в клубах вкусного дыма.

Афганец вышел из машины и, не оглядываясь, быстрым шагом пошел в сторону служебного входа: в задней стене шашлычки была дверь, ведшая в подсобку. Туда складывали продукты и связки картонных тарелок (одноразовыми их считали только люди, не знавшие нюансов шашлычного бизнеса); там же спал Дядь-Миша, когда его бухого выгоняла из дома жена.

Вошли, оставив сумку с курицей за дверью.

В подсобке вдвоем было тесно, но Афганца это, кажется, не смущало: он смахнул со стола стоявшую там утварь (Алексей Тихонович поморщился от грохота упавших мисок), расстелил какую-то тряпку, что-то зашептал и, не глядя, протянул руку.

Алексей Тихонович вопросительно мыкнул.

Рука требовательно дернулась.

А!..

На секунду он подумал, что забыл топор в машине, и рванул было наружу.

В эту секунду входная дверь в «ШАШЛЫК ГОРЯЧИЙ НАПИТКИ» со скрипом открылась («Петли даже не смазывают, гондоны пернатые», – мелькнула злобная мысль), и помещение за тонкой гипсокартонной стеной наполнилось гнусавым хохотом, голосами и звуками голодного предвкушения. Почти сразу громко забулькало, зазвенели стаканы.

Алексей Тихонович замер, тяжело задышал и выпучил глаза, как загнанный мелкий зверек.

– Топор! – раздался рев Афганца.

Алексей Тихонович испуганно зажмурился. Внутри всё сжалось. Блять, услышат же, зайдут сейчас, обоих на ремни порежут.

Прошла секунда. За ней другая, третья. Звуковой фон за стеной не менялся: кто-то говорил мутный тост, кто-то ржал, еще кто-то спрашивал, какого хуя не несут мясо.

Крик про топор, кажется, прозвучал у него в голове.

Алексей Тихонович приоткрыл один глаз.

Афганец всё так же стоял, склонившись над столом. Длинные черные волосы закрывали лицо, но было совершенно очевидно, что на этом лице – крайняя степень раздражения.

Не зная, как объяснить, что топора не будет, Алексей Тихонович сунул руку за пазуху – помассировать вдруг занывшее сердце.

Задел что-то ладонью.

Чуть в голос не закричал от радости.

Накануне он, чтобы не забыть, сунул топор во внутренний карман тулупа – тот был основательный, глубокий. Словно специально для топора сделанный.

Афганец неопределенно мотнул бритой башкой и сверкнул ярко-синими глазами.

Пробежался пальцами по ржавому острию.

Неслышно, но оглушительно сказал несколько слов.

Очень хуевых слов, от которых у Алексея Тихоновича закололо в груди и захотелось сначала заплакать, а потом схватить валяющийся на полу нож и пробить себе барабанные перепонки, чтобы никогда такого больше не слышать.

(Это бы не помогло.)

Афганец неслышно, как призрак, сдвинулся с места, открыл дверь подсобки (которая, к счастью, имела благоразумие не заскрипеть) и занес сумку с курицей внутрь.

Птица молчала.

«Сдохла, может?» – с ужасом подумал Алексей Тихонович. Он не знал, зачем конкретно Афганцу понадобилась курица (судя по голубю на столе покойного Городовикова, ни для чего хорошего), но понимал, что нужна она – обязательно живой.

Пронесло и тут: курица была жива, хоть и парализована ужасом. В мускулистых волосатых руках плешивого Афганца жирная пролетарская несушка казалась маленькой, как птенец, – только пучила глаза и медленно открывала и закрывала клюв, словно задыхаясь.

Алексею Тихоновичу стало так жалко несчастную птицу, что он хотел уже остановить всё происходящее безумие, прогнать этого чертова Афганца и тихо срулить домой – никто его пока не заметил, так что хрен с ней, с этой шашлычкой ебучей. Чего он вообще из-за нее на такую залупу вылез?! В первый раз, что ли, судьба сдает хуевые карты, но он всё равно выкручивается?! Да какого вообще хера!..

В следующую секунду одновременно случилось два события.

Афганец одним легким движением отрубил курице голову – как будто в руке у него был не старый ржавый топор, а остро наточенный скальпель.

Дверь в обеденный зал (как даже в уме называл единственную комнату шашлычки Алексей Тихонович) распахнулась. Мангальщик Дядь-Миша, пряча глаза, показал на него пальцем и отошел в сторону, в уголок. На бывшего хозяина заведения уставились десять пар незнакомых и одна очень знакомая пара глаз.

Последняя принадлежала начальнику Пролетарского районного ОВД Виктору Тарасовичу Андрущенко.

* * *

Дядь-Миша не считал себя плохим человеком – да, в сущности, им и не был. У него просто была давняя чуйка на ситуации, когда надо было сделать выбор: геройски пойти ко дну, как этот, как его, броненосец «Потемкин» (Дядь-Миша не очень хорошо представлял, что случилось на броненосце «Потемкин»), или выплыть, выкружить и прибиться к берегу.

Сегодня, увидев толпу веселой отморози в компании с товарищем милиционером, и сравнив ее с увядшим и помятым Алексеем Тихоновичем, что-то бормотавшим в одиночестве в подсобке, Дядь-Миша моментально сообразил, какой из броненосцев сегодня пойдет ко дну.

Это была самая большая (зато последняя) ошибка в его жизни.

* * *

В этот раз не били.

Алексея Тихоновича усадили за стол, подвинули тарелку с шашлыком, нарезанным колечками луком и плевком кетчупа; плеснули водки в стакан.

– А ты че там шкерился, вася? – дружелюбно спросил один из захватчиков, с по-борцовски расквашенными ушами. – Слушал, о чем взрослые дяди разговаривают? Так у нас секретов нет, ебана! Присел бы, чисто пообщаться по-нормальному.

«Взрослые дяди» все до единого годились Алексею Тихоновичу в сыновья.

Все, кроме Андрущенко и Дядь-Миши, в голос загоготали, словно услышали самую смешную в мире шутку.

Алексей Тихонович ничего не соображал, крупно трясся от страха и старался ни с кем не встречаться глазами.

– Завязывайте клоунаду, – рыкнул Андрущенко, явно чувствовавший себя не очень уютно.

Милицейского начальника позвали познакомиться и очертить, так сказать, зоны интересов; Андрущенко понимал при этом, что находится в позиции слабой, проигрышной. Жиганы из облцентра в случае чего раскатают его, сельского мента, ровным слоем – и ничего им за это не будет. Встречаться с бывшим хозяином заведения в планы Андрущенко вообще не входило – начнет теперь, чего доброго, жужжать в чьи не надо уши, что Виктор Тарасович якшается с криминальным элементом…

– Я не расслышал, там дядя мусор какие-то приказы отдает? – вскинулся кто-то из гостей.

– Але, Босый, харэ, – рыкнул обладатель сломанных ушей.

Пока захватчики гавкались, Алексей Тихонович кое-как пришел в себя – и с надеждой уставился в единственное окно, за котором давно уже