Королевская кровь-12. Вороново сердце. Часть 2 - Ирина Владимировна Котова
Бог-паук ускорялся, а Красному приходилось замедляться, Нерва наносил удар за ударом, заставляющими землю содрогаться, — а Красный защищался и крутился на месте. И вот пропустил он один удар, второй, и от третьего уклонился еле-еле, и рев ярости раздался над Песками — ярости от того, что подставился, что не просчитал.
Четери не выдержал, потому что он предвидел следующие пропущенные удары и то, что будет дальше — так ясно, будто это уже произошло. И Четери, Мастер клинков, поднял лицо к небу и закричал:
— Матушка-Вода, Отец-Воздух! Прошу, если есть у вас хоть капля сил, дайте мне эту силу! Позвольте помочь вам, позвольте встать рядом с вами! Дайте мне силу, отец мой, матушка! Я согласен на любую плату! Нужна моя жизнь — возьмите мою жизнь!
Крик его разнесся во все стороны. Сильней зарыдал дождь — от бессилия помочь.
А далеко-далеко от него Инлий Белый, чью грудь уже пробивало третье копье, усмехнулся в морду врага кривой усмешкой, знакомой всем, кто когда-либо общался с Инландерами хитрыми, Инландерами удачливыми. Давно уж он накопил вмешательства в дела людей и крохотной капли не хватало, чтобы уйти проживать жизнь в человеческом теле.
Усмехнулся Инлий Белый и исполнил желание своего сына. И растекся во все стороны туманом, скрутился спиралью, уходя в тело новорожденного далеко в Тидуссе и оставляя врага визжать от бессилия.
Опустились в пустоту клинки Малика, должные отрубить голову богу-змею, и Омир, уже готовый вырвать сердце врага и слиться с ним, в ярости начал крушить горы вокруг. Но сделать он не мог ничего. Потому что против правила Триединого никто не властен.
Визг прозвучал и затих — и двое богов-захватчиков разлетелись в разные стороны. Один — туда, где Девир бился с богиней-водой. Второй — на помощь Нерве.
Чет, раскинувший руки в мольбе, ощутил, будто он летит — но нет, то поднимался он ввысь, рос выше и выше, пронзая плечами, макушкой грозовую тучу, вырастая над ней, чувствуя, как щекочут кожу молнии. Он не стал тратить время на изумление — некогда было — и, как только закончился рост, прыгнул в сторону двух бьющихся противников. Пролетел над Тафией, вытягивая из ладоней клинки, опустился за спиной Нервы и ударил.
Бог-паук предсказуемо развернулся и принял удар. Ощерился страшной мордой-лицом, с удовольствием ощерился. И пошел на нового врага.
Красный поднял меч, отсалютовав Четери, — он все понял без слов, понял и принял.
— Продержись! — прогрохотал он, и пламенным силуэтом, обогнув Тафию, рванул в сторону гор, откуда уже летел силуэт бога-кузнечика.
* * *
Далеко-далеко, на невообразимом расстоянии от Туры до Триединого долетели молитвы одного из сотворенных им миров. И укол от разрушения храма долетел.
На миг замерла рука, извечно сеющая миры. Пространство вокруг было заполнено мольбами и криками со всех сторон необъятного мироздания, но Творец редко оглядывался — дети должны взрослеть сами. Однако исход нынешней катастрофы был ему интересен.
И пусть он знал все, что происходит во всех мирах, сейчас он хотел видеть.
И стал оборачиваться.
Глава 23
С вершины храмового холма смотрели, замерев, на такого знакомого — но гигантского Мастера, двигающегося в танце с противником, Ангелина и Нории. Смотрели и ученики-Мастера, и Александр с Матвеем Ситниковым, и уцелевшие жители Тафии, и остатки иномирянских отрядов, сумевших сбежать в леса вокруг города, и туринцы, что бились прежде в Нижнем мире, а ныне находились во дворце или шли во дворец. Смотрел Вей Ши, не дойдя до дома старика Амфата, оцепенев от восторга и красоты происходящего. Замерли все — изумленные, ошеломленные, не способные сдвинуться с места.
— Это выходит за пределы моего понимания, — шепотом сказала Ангелина Рудлог мужу, крепко сжимая его ладонь. — Как это возможно, Нории?
— В последние дни мира возможно все, моя Ани, — ответил он тихо. — Это время легенд. Да и кому, как не Мастеру, биться с врагом? Жаль только, что дух-терновник уже не может помочь ему.
Иномирянские рубаха и штаны Чета остались на нем призрачной дымкой, а сквозь нее просвечивали зеленым и красным узоры орнамента, словно выступающие над телом странным витым доспехом. Смех Мастера доносился раскатами грома, и как же быстро он двигался — как порыв ветра, как солнечный луч на поверхности воды! Если противник его был смертью, то он — самой жизнью!
Смотрела на мужа и Света, смотрела издалека, прижимая к себе ребенка и прислонившись к стене дома у озера. Все они прятались в подвале, пока до нее не донесся раскатами знакомый смех — она слышала его, когда муж увлекался боем с Троттом, когда впадал в свое боевое безумие, и никогда бы не перепутала ни с чем другим.
Тело болело после родов, было слабым и горячечным. Светлана еле спустилась в подвал — но наверх под уговоры матери и просьбы отца поднялась, не помня себя, цепляясь одной рукой, прижимая к себе сына. И сейчас в окружении родных, готовых при первой опасности утянуть ее обратно в подвал, смотрела на далекий-далекий бой.
Покряхтывал на руках маленький Марк, и она баюкала его, и то и дело прикладывала к налившейся, тяжелой груди. Баюкала и смотрела на окутанного дымкой далекого мужа, который горой двигался за Тафией, сражаясь с темным чудовищем — и клинки его были быстры, и он резал сети, отбивал удары, нападал сам. Улыбка не сходила с его лица, глаза издалека светились багровым, а в моменты, когда чудовище, казалось, вот-вот пронзит его, он становился еще быстрее — и смеялся тем самым безумным смехом.
Глаза ее были сухи, а в голове звучала только одна молитва.
Только победи. Только вернись к нам.
* * *
Первые секунды боя Четери привыкал к своему размеру — и выдержал страшные атаки врага лишь на рефлексах выкованного тысячами тренировок организма: когда в голове — пустота и тишина, но тело двигается как надо, и дыхание твое звучит ветром, и звон клинков — громом.
Нерва наступал, широкий и темный, словно грозовая туча, и стонала под ним Тура: несмотря на размеры, скользил он быстрее мысли, был гибок и жесток, бил круглыми клинками и лапами-лезвиями, а паучье тело лишь помогало двигаться во все стороны, то разворачиваясь, то приседая, то синхронно перебирая