Гадкий утёнок. Вернуть любовь - Джейн Реверди
Когда он слушал меня, во взгляде его появлялось всё больше и больше изумления — должно быть, он не ожидал услышать такую речь от серой мышки Беренис.
— И всё-таки не принимайте поспешных решений, ваше сиятельство! — посоветовал он. — Другого шанса стать королевой может и не быть.
Я улыбнулась в ответ:
— Благодарю вас за добрый совет, ваша светлость! Надеюсь, ваши решения всегда разумны. — Мне показалось, что он чуть покраснел при этих моих словах. — И раз уж у нас зашел с вами столь откровенный разговор, то позвольте мне тоже вас кое о чём спросить.
— Да. Разумеется, — кивнул он.
— Я слышала, что вы долгое время являлись членом Попечительского совета приюта мадам Эбернати. Более того — сам приют располагался в доме, который принадлежит вам. Но некоторое время назад вы приняли решение лишить приют этого пристанища. Было ли это решение достаточно взвешенным? Понимали ли вы, что в результате него на улице могут оказаться несколько десятков девочек-сирот?
Такая смена направления разговора не пришлась ему по душе. На щеках его заходили желваки, а правая рука, лежавшая на набалдашнике декоративной трости, крепко сжалась.
— Не думал, что мадам Эбернати успела рассказать об этом всему двору, — раздраженно откликнулся он. — И это — ее благодарность за ту помощь, что я оказывал им столько лет?
— Нет-нет, ваша светлость, вы неправильно поняли меня! — я испугалась, что своим вмешательством сделала только хуже. — Госпожа Эбернати вовсе не думала никому жаловаться. Но оказавшись в сложных обстоятельствах, она пришла, чтобы попросить помощи у его величества, а я лишь случайно оказалась свидетелем их разговора. К кому же ей было обратиться, как не к королю, раз уж вы отказали ей в своем участии?
— Бывали ли вы сами в этом приюте, ваше сиятельство?
Теперь в устремленном на меня взгляде герцога были только раздражение и злость.
Я покачала головой:
— Нет, ваш светлость.
— Тогда предлагаю вам для начала составить о нём собственное мнение. Раз уж вы так ратуете о бедных сиротках, то полагаю, не откажетесь их навестить. Скажем, завтра в полдень? Моя карета будет ждать вас здесь, у крыльца.
Глава 18. Приют мадам Эбернати
Всю ночь и всё следующее утро я была полна сомнений. От прошлой поездки в обществе герцога Бризье у меня остались самые неприятные воспоминания. И разве я могла быть уверена, что в этот раз он пригласил меня из лучших побуждений, а не для того, чтобы скомпрометировать снова?
Но и пренебречь его предложением значило бы лишить мадам Эбернати возможной помощи. И даже не столько саму мадам, сколько ее подопечных. В итоге я решила, что если я отправлюсь в приют не одна, а в сопровождении Дороти, то моя репутация ничуть не пострадает.
И потому в карету его светлости мы сели вдвоем. Сам герцог, уже находившийся в ней, поприветствовал нас поклоном и хмыкнул:
— Вы учитесь прямо на глазах, ваше сиятельство!
Я решила считать это похвалой. А прежде, чем он сказал еще что-нибудь, столь же сомнительное, я переключила его мысли на другую тему.
— Что вы хотите показать мне в приюте, ваша светлость? Мне показалось, что ваше нежелание и дальше оказывать помощь бедным сироткам вызвана вашим недоверием к самой мадам Эбернати. Вам есть в чём ее упрекнуть?
— Вы всё увидите сами, мадемуазель Деланж! — ответил он. — Могу лишь сказать, что каждый год, что я провёл заграницей, я выделял на нужды приюта не меньше пятисот ливров. Поверьте, это окажется важным, когда вы увидите, что там творится.
— О! — изумленно протянула мадемуазель Ривьен.
Названная сумма действительно впечатляла. Если это было правдой, то мои предположения о скупости Бризье были лишены оснований. Но вместе с тем и мадам Эбернати при нашем знакомстве отнюдь не показалась мне мошенницей.
Когда карета въехала на высокий мост с коваными ограждениями в виде огромных сердец, я поняла, что именно его здесь называли Поцелуевым. А это значило, что мы были уже недалеко от места назначения. Так оно и оказалось, и уже через пару минут кучер остановил лошадей возле довольно мрачного трехэтажного здания с облупившимся фасадом.
Наверно, в моём взгляде появилась растерянность, потому что герцог, помогая мне выйти из кареты, усмехнулся:
— Кажется, сударыня, вы начинаете что-то понимать.
Тяжелые кованые двери открылись с жутким скрипом, впустив нас в темную душную прихожую, где было трудно что-либо различить. Впрочем, будучи хозяином, его светлость сориентировался тут быстрее и уже через мгновение распахнул следующую дверь, за которой показалась высокая лестница с грязными ступенями.
Здесь уже было светлее, и я смогла разглядеть обсыпавшуюся штукатурку на стенах и пожелтевшие от времени кружевные шторы на окне между первым и вторым этажами.
Дверь на втором этаже тоже ужасно скрипела, но возможно, этот скрип служил здесь чем-то вроде колокольчика, что сигнализировал о приходе гостей, потому что через минуту к нам выскочила женщина в коричневом платье и чепце и переднике, которые, должно быть, когда-то были белоснежными.
— Ваша светлость! — она смотрела на герцога почти с ужасом. — Мадам не говорила, что вы должны приехать!
Я подозревала, что мадам не знала об этом и сама. И не сомневалась, что сейчас ее об этом известят.
Теперь мы шли по длинному коридору, по обеим сторонам которого было несколько дверей. Бризье распахивал каждую из них, давая нам возможность посмотреть сначала на спальни девочек, потом на мастерскую и учебные классы. Помещения были разными по размеру, но объединяло их одно — крайне скудное убранство.
Кровати воспитанниц были застелены выцветшими тонкими одеялами. А на спинках стоявших рядом стульев висели полинялые платья. И в комнате, кроме кроватей и стульев, не было ничего — ни тумбочек, в которых девочки могли бы хранить свои вещи, ни шкафов для одежды.
В помещении было прохладно, и я, представив как должны были малышки мерзнуть под такими одеяльцами, зябко поёжилась. А в мастерской было слишком темно для того, чтобы можно было заниматься там
