Гадкий утёнок. Вернуть любовь - Джейн Реверди

Все глаза обратились на меня: и слуг, и крестьян, и тех, кто ещё вчера пришёл с юга. Они ждали решения.

Я обвела взглядом двор и сказала твёрдо:

— Никто не будет голодать. Но мы должны жить разумно. С сегодняшнего дня вводим режим экономии: меньше муки на хлеб, больше супов из кореньев и овощей. Каждая семья, местная или пришлая, будет работать наравне с остальными. Беженцы получат место в поле и в мастерских — труд в обмен на хлеб. И мы сегодня же начинаем строить временные бараки.

Оставить всех в доме я не могла. Мы не могли позволить себе игнорировать тот уклад, который должен быть в дворянских усадьбах. Да и сами прибившиеся к нам люди чувствовали себя тут неловко. Пока они побудут в бараках, которые мы постараемся утеплить как можно лучше, а потом, весной или летом, построят себе новые дома.

И Дороти, и Артур помогали мне как могли. Подруга взяла на себя ведение хозяйственных книг, а брат с утра до вечера разъезжал по всей территории нашего поместья и намечал места для новых полей. Теперь, когда у нас появилась дополнительная рабочая сила, мы могли засеять зерном большую площадь.

Артур еще не мог сидеть в седле, поэтому ездил в старом открытом экипаже. И Дороти часто сопровождала его. Теперь их взаимные чувства уже ни для кого не были секретом, и я радовалась их сближению. Мадемуазель Ривьен и так уже была мне как сестра, а их союз официально сделал бы ее членом нашей семьи.

Мы не обращались к соседям за помощью и вообще редко выезжали за пределы поместья. И я даже не думала, что кому-то есть дело до того, что у нас происходило. Но однажды месье Нортон, вернувшись из города, покраснев от смущения, сказал:

— Госпожа Беренис, я встретил в Вердене управляющего маркиза Крюшона. И он сказал мне, что его хозяин, как и многие другие помещики, сильно недоволен тем, что мы приютили людей с юга.

— Недоволен? — удивилась я. — Но разве это имеет к нему какое-то отношение?

— Они полагают, что беженцы могли принести в нашу провинцию какую-то заразу. А еще боятся, что те могут оказаться ворами и станут делать набеги на их поместья. Словом, они просили вам передать, чтобы вы хорошенько подумали и прогнали этих людей.

— А что вы думаете сами, месье Нортон? — спросила я, глядя ему прямо в глаза. — Разве эти люди плохо работают?

— О нет, госпожа! Они работают отлично все — и стар, и млад. Но вот наши соседи…

Но мнение наших соседей по этому вопросу меня не сильно волновало. Они отвернулись от меня, когда мне нужна была их поддержка, и теперь я не собиралась прислушиваться к их советам.

А вот Артура сообщение управляющего обеспокоило.

— Полагаю, нам с Дороти стоит отложить нашу поездку, до тех пор, пока наши соседи не успокоятся и не смирятся с нашим решением.

Но я заверила его, что это совершенно ни к чему. Они с Дороти хотели ехать к ее родителям, дабы попросить благословения на брак, и я совсем не хотела, чтобы они откладывали это.

— Собаки лают, караван идет, — улыбнулась я.

Вот только оказалось, что собаки умели не только лаять, но и кусать.

Глава 38. Визит Соланж

На следующий после отъезда Артура и Дороти день мне нанесла визит Алоиза Крюшон. И приехала она не одна, а в сопровождении женщины, которую я меньше всего ожидала увидеть в своем поместье.

— Прости, Ниса, что мы приехали без предупреждения, — улыбнулась Алоиза, когда я встретила ее на пороге. — Но какие могут быть церемонии между подругами, правда? А с Соланж Каррено ты, кажется, знакома?

Она чуть посторонилась, и я увидела любовницу короля. Да-да, это была та самая Соланж, которая в ту памятную ночь в королевском дворце (мою первую ночь в Рузании) назвала меня жалкой замухрышкой и заявила, что самое мое нахождение при дворе оскорбляет его величество. Именно она, не стесняясь оскорбляла настоящую Беренис и делала ее пребывание в Анфлере невыносимым.

И вот теперь она стояла на моем крыльце и улыбалась как ни в чем ни бывало.

Я сухо кивнула, продолжая стоять в дверях и не приглашая девушек войти. После того, что случилось на балу у Крюшонов, я уже не считала себя обязанной поддерживать дружбу с Алоизой. И быть вежливой тоже была не обязана.

— Соланж доводится мне троюродной сестрой, — защебетала мадемуазель Крюшон. — И поскольку она прибыла сюда лишь недавно и никого тут не знает, я посчитала, что должна взять ее с собой, дабы она не скучала. И мы не отнимем у тебя много времени.

— Ну, что же, в таком случае мы можем поговорить и на улице, — сказала я и решительно двинулась в сторону нашего небольшого сада.

А им пришлось последовать за мной.

Я была не намерена приглашать их в дом. Может быть, если бы Алоиза приехала одна, я и сделала бы это, но быть любезной с мадемуазель Каррено нужным не считала. Позволить ей войти означало бы подвергнуться новой порции насмешек, ибо скромное убранство нашего дома точно не оставило бы ее равнодушной и дало бы ей повод обсудить нашу бедность в свете.

— Итак, о чем ты хотела поговорить, Алоиза? — спросила я, демонстративно игнорируя Соланж.

— Я снова хотела предупредить тебя, — вздохнула она. — Только на сей раз речь пойдет о куда более серьезных вещах, чем твое появление на балу. Насколько нам известно, ты приняла у себя в поместье несколько десятков беженцев с границы.

Она посмотрела на меня, ожидая ответа. Но я промолчала.

— Так вот, Ниса, я приехала, чтобы передать тебе требование моего отца, маркиза Крюшона. И это требование не только его, но и всего местного общества! — она сделала паузу, чтобы подчеркнуть важность своих слов. — Ты должна прогнать этих людей! Пусть они возвращаются домой или едут дальше в сторону столицы. Важно, чтобы они не остались у нас в провинции.

Я нахмурилась. Я уже знала о настроении местного дворянства от месье Нортона, но я и подумать не могла, что они осмелятся предъявить мне какое-то требование. Это было мое поместье, и