Как приручить холостяка (СИ) - Истомина Аня

– Ки-ки-ки, – трясется перед входной дверью наш любимчик с жесточайшим похмельем.

– Здрав будь, Владимир Петрович, – вздыхаю и тяну ему рюмку. – И где же ты успел так погудеть, счастливый человек?

– Да-да-да, – выдыхает он, потом отмахивается и залпом выпивает рюмаху.

– Понимаю. – усмехаюсь. – Не понимаю, на какие шиши.

Выждав несколько минут, наливаю еще одну рюмку.

– Где гулял?

– Да это там, – отмахивается Петрович, поднимая трясущейся рукой рюмку к губам и снова опрокидывает в себя. – Ох, хорошо.

– Полегчало?

– Ага.

– Ну все, жить будешь, – забираю рюмку и смотрю на него серьезно. – Иди, проспись у Николавны. Потом покажешься.

– Дай бог тебе здоровья, – выдыхает он искренне и телепается к выходу.

– Иди, дорогой, иди, – провожаю его, – не отсвечивай, у нас проверка сегодня.

– Ууу, – печалится Петрович, качая головой.

– Ууу, – соглашаюсь, а когда оборачиваюсь, напарываюсь на пристальный взгляд Стервы Александровны.

– Что это было? – скрестив руки на груди, медленно направляется она в мою сторону.

– Профилактика развития острой сердечной недостаточности на фоне абстинентного синдрома.

– Вы в своем уме? – недобро щурится проверяющая. – Я впервые вижу приемный покой, в котором дают опохмелиться, а не выводят человека из состояния острой алкогольной интоксикации с помощью капельниц и сорбентов.

Глубоко вдыхаю и выдыхаю, пытаясь сдержаться.

– Кирилл Сергеевич, там дед бунтует! – выглядывает из-за угла Ванька. – Ой.

– Привяжи тогда. – рычу, зыркнув на него. – Позови медсестру, пусть она поможет.

– Ага, хорошо.

– Вы в каменном веке застряли? – округляет глаза проверяющая.

– Вам из вашей шарашкиной конторы, видимо, виднее, в каком я веке застрял. – цежу медленно. – Не хотите посмотреть, сколько препаратов мы заказываем и что нам выдают по итогу?

– Это не в моей компетенции, – дергает Елена Александровна бровью.

– А тогда иди в кабинет и карточки свои разглядывай! – не сдержавшись, срываюсь на крик, отчего она подпрыгивает и отступает на шаг. – Там дед с деменцией, он постоянно пытается куда-то убежать, его приходится фиксировать. Это, – машу рукой на входную дверь, – бомж. Он не пришел прокапаться. Он ищет, где выжрать. И я не хочу, чтобы его смерть была на моей совести, если он не найдет! Поняла?!

– Вы как со мной разговариваете?! – повышает голос проверяющая, хватая ртом воздух.

– А какого хера ты суешься туда, где нихрена не понимаешь?! – рявкаю и оборачиваюсь на скрип двери. – Привыкла сидеть, бумажки перебирать.

– Кирилл Сергеевич, – забегает с улицы наша санитарка, – кажись, Петрович помер!

4. Протокол

— Да ну, что ты такое несёшь-то? — рычу на неё и быстро выхожу на улицу.

Ещё только этого мне не хватает! Если Петрович реально откинулся у меня под окнами отделения в день проверки, я поверю, что меня кто-то проклял.

Мой клиент только и успел, что перейти небольшую дорогу и завалился возле бордюра. Смотрю на его несуразно и неестественно вывернутую фигуру и мысленно готовлюсь к худшему.

Ускоряюсь и, перейдя на небольшую рысь, добираюсь до него в считанные секунды. Сажусь на корточки, кладу на спину и трогаю сухое жилистое запястье, пытаясь прощупать пульс. Ничего не чувствую. Перемещаю пальцы под челюсть и молча считаю слабые удары.

Со вздохом встаю и смотрю на мертвецки пьяного Петровича, который спит беспробудным сном.

— Ну что вы стоите? — раздаётся сзади голос моей ненаглядной Елены Александровны. — Срочно нужно проводить реанимационные мероприятия!

Оборачиваюсь и наблюдаю, как она спешит ко мне в этой своей тонюсенькой блузочке, трепещущей на ветру. Ну куда вот прется в таком виде? Замерзнет же!

— Какие? — усмехаюсь.

— Сердечно-лёгочную реанимацию, какие же ещё! — возмущённо пялится на меня проверяющая.

— Ты мне предлагаешь бомжу искусственное дыхание сделать? — хмуро смотрю на нее исподлобья. — То есть, его тебе жалко, а врача-травматолога — нет?

— По протоколу положено реанимировать в течение тридцати минут после клинической смерти. – женщина опускается перед Петровичем на колени и трогает его за запястье.

— Не, — усмехаюсь, — я к нему не прикоснусь.

— Это подсудное дело, — бросает на меня быстрый взгляд Елена Александровна.

— Я лучше сяду, — вздыхаю, скрещивая руки на груди. — Я не знаю, чем Петрович может болеть. Он же у нас как кот, который гуляет сам по себе.

— Сделайте хоть что-нибудь!

— Запросто, — оборачиваюсь за спину и вижу столпившийся на крыльце приёмного покоя и за нашими спинами медперсонал. — Каталку привезите и отвезите его в морг!

— Кирилл Сергеевич, вы же врач, — взывает к моей совести Елена Александровна, хлопая Петровича по щекам. — Так нельзя.

— Ну вообще-то вы тоже врач, — с наслаждением наблюдаю, как у Елены Распрекрасной лицо вытягивается от изумления. — Раз вы точно знаете, как нужно реанимировать, тогда вперёд — покажите нам мастер-класс.

— Да он из-за вас умер! — выдыхает проверяющая, не находя других аргументов, и с сомнением косится на бомжа, роется у себя в карманах, а после вытаскивает из одного платок и расправляет его. — Совести у вас нет!

— Вот такая я циничная мразь, — усмехаюсь. — Я бы на вашем месте потом флюорографию сделал.

Елена Александровна молча зыркает на меня, укладывая платок на рот Петровичу, а я едва сдерживаю смех.

Вижу наших с каталкой и подхватываю проверяющую под мышки ровно в тот момент, когда она со всей своей возможной силы пытается надавить ничего не подозревающему Петровичу на грудь.

Ставлю женщину на ноги.

— Что вы делаете? — выдыхает она и начинает брыкаться, потому что я разворачиваю её за плечи и веду в сторону приёмного отделения.

— Вы, конечно, героическая женщина, — миролюбиво бубню над её головой, — но я бы вам посоветовал помыть руки с мылом раза три, а то подхватите ещё чесотку какую-нибудь или вши.

— Мы обязаны провести реанимацию, — беспомощно оборачивается она на Петровича, но покорно переставляет ноги в нужном мне направлении.

Саму, видать, воротит от всего этого с непривычки.

— Да всё сделают, не переживай, — усмехаюсь и веду ее к умывальнику.

Смотрю из-за спины проверяющей в зеркало на её растрёпанный и слегка бледный вид теперь немного иначе. Конечно, пульс у нашего внезапного пациента следовало бы проверить более тщательно. И всё же она отважно ринулась спасать жизнь человеку.

— Нужно вызвать полицию, — она снова оборачивается и замирает, серьезно глядя на меня.

— Это потому что протокол? — усмехаюсь, глядя в ее глубокие серо-голубые глаза, и тоже начинаю мыть руки.

Нормальная баба. Зачем строит из себя не пойми кого?

— Да нет, — вздыхает она и отводит взгляд. — Человек же, как-никак. Хоть и без документов. Может, хоть родственников найдут.

— Ладно, не переживай ты так, — успокаиваю её, сжалившись. — Живой он. Пойдём, я тебя чаем с печеньем напою.

— В смысле живой? — ахает проверяющая и медленно разворачивается ко мне, сжимая кулаки. — В смысле живой?!

5. Натура

– Ну, тише, тише! – прижимаю все-таки взбесившуюся Елену Александровну к себе.

– Ты в своем уме?! Негодяй! – брыкается она, упираясь ладонями в мою грудь и всячески пытаясь отстраниться. – Это низко – так поступать с женщиной! Пусти меня! Неандерталец!

– Нет, пока не успокоишься. А то укусишь еще, придется прививку от бешенства ставить. – усмехаюсь, глядя на нее, раскрасневшуюся и теперь еще более растрепанную.