Горячая штучка - Люси Вайн
Лично я не могу понять, как промозглая церковь и сэндвичи с огурцом, которые Джен якобы приготовила сама, хотя они были на поддоне из «M&S», могли чествовать мою маму. Или даже символизировать то, какой она была или что она любила. Если бы этот день был действительно посвящен моей маме, мы бы провели время, отправившись на концерт Бритни Спирс. Она так любила Бритни. С самого первого дня. С той самой песни «Baby One More Time», которую та исполнила в 1998 году. Весь 2001 год мама говорила о том, чтобы завести белую змею[65] в качестве домашнего питомца, а в 2007 году учредила фонд «Спасем Бритни». Как раз перед тем, как заболеть, они с тетей Сюзи даже ездили в Лас-Вегас, чтобы увидеть Бритни. Потом долгие месяцы она без перебоя рассказывала о ней, и, куда бы они ни шли, они надевали майки с надписью «Britney Bitch»[66] — даже на работу, мама работала администратором в местном детском саду. Там были недовольны ее майкой и заставляли надевать поверх нее джемпер. Позднее она надевала ее даже на химиотерапию.
Моя славная мама.
— Ты шутишь? — упавшим голосом сказал тогда Тим. В этот момент на нас обернулись две мамины подруги из студии сальсы, надеясь стать свидетелями трагедии, при этом они так и не донесли до рта сэндвичи.
— Может быть, выйдем на улицу? — сказала я, подталкивая его в коридор и подальше от медиума Шэрон, у которой, возможно, и нет шестого чувства, но зато у нее определенно есть нюх на ссоры. Но было уже слишком поздно, она уже обратила на нас внимание и, размахивая сэндвичем с огурцом, окликала нас — «эй-эй!»
— Что происходит? — драматично и таинственно прошептала она, проскальзывая в коридорчик вслед за нами.
Я ничего не ответила, а Тим посмотрел на меня со смущением и болью, которые были написаны на его лице, отчего я возненавидела его еще больше.
— Ну? — агрессивно спросила медиум Шэрон, отказываясь принимать наше молчание за ответ.
Он прокашлялся.
— Кажется, Элли бросает меня.
Медиум Шэрон искоса посмотрела на меня.
— Ты шутишь?
— Я же сказал вам, — воскликнул Тим, ощутив неожиданную поддержку.
— Мне… мне нужно в туалет, — проговорила я, внезапно почувствовав, что у меня начинается приступ клаустрофобии.
Я открыла спиной дверь находящегося позади меня туалета, а потом быстро накинула крючок, пока они тоже туда не ввалились.
— Элли, не будь смешной, выходи! — сказал Тим, заглядывая в дверную щель.
Медиум Шэрон осталась снаружи, и до меня донеслись приглушенные голоса других, жадных до сплетен скорбящих. Из-за двери донесся взволнованный голос Тима, отвечающего на вопросы любопытной толпы, собравшейся снаружи.
«Нет, она не сказала почему». «Нет, ничего не случилось». «Да, она прячется там, внутри».
— Я не прячусь, — громко откликнулась я из своего укрытия. — Мне нужно пописать. Не могли бы вы все уйти отсюда, пожалуйста?
Потом я услышала, как в разговор встряла Джен.
— Что она сказала? О боже, вечно с ней одни проблемы. Элли, почему ты такая тупица? Ха-ха, тупица? Всем понятно? Потому что она не хочет выходить из туалета. — Она снова смеется над собственной шуткой, а потом поворачивается спиной к двери. — Ты там какаешь, Элли? Так не забудь, что здесь плохо работает смыв. Тебе придется подкачать бачок. А ершик под раковиной, если он тебе понадобится, не оставляй за собой грязь, как папа. Почему ты не хочешь выйти? Ты завидуешь тому, что моя надгробная речь всем понравилась больше, чем твоя?
— Я не произносила надгробной речи, — попыталась сказать я, но потом вдруг медиум Шэрон завыла от боли.
— Дженни толкнула меня локтем! Почему ты толкнула меня локтем? Мне правда больно, почему ты так поступила? Я просто пыталась пройти.
— О, ради бога, перестань вести себя как плаксивая сучка, — запальчиво ответила Джен. — Это произошло случайно. А ты помнишь, что сегодня похороны моей мамы? Имей хоть какое-то уважение к моим чувствам. Сегодня мне целый день позволительно толкать локтями всех. Господи, некоторых.
Коридор узкий, а у Джен очень острые локти, возможно, это была случайность, но, по-моему, нет. Она несколько недель обижалась на медиума Шэрон за то, что та сказала, будто предупреждала нас о том, что это случится — что мама умрет, — даже тогда, когда я назвала медиума Шэрон шарлатанкой. Джен до сих пор не простила ее.
Медиум Шэрон продолжала выть, а кто-то еще, хихикая, спросил ее, почему она не предсказала того, что происходит.
Шутка пришлась не по вкусу.
По другую сторону двери Джен опять отвлекла внимание на меня.
— Ты правда рассталась с Тимом? — прокричала она. — Он сказал, что да, но я никогда не могу понять, шутит он или нет. У него такое смешное лицо, как у клоуна, кажется, будто он всегда шутит. Прямо как Дэвид Миллибэнд. Это шутка, Элли? Совсем не смешная. Потому что ты, разумеется, понимаешь, что, даже несмотря на свое глупое лицо, Тим довольно приличный бойфренд, и лучше тебе не найти? Да, безусловно, он слегка занудлив…
В этот момент она заткнулась, так как возмущенный Тим стал настаивать на том, что никогда не был занудой, что он просто любезный человек и…
Именно в эту секунду он тоже получил локтем под дых.
Джен вновь принялась говорить через дверь.
— Ты ведь не хочешь остаться одна, Элли? Это было бы тягостно для всех твоих близких — ох, и для тебя тоже. Крепись, я сейчас приведу Эндрю, ему захочется услышать об этом. ПРОЧЬ С ДОРОГИ, ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО У МЕНЯ УМЕРЛА МАМА, ВЕРНО?
Я услышала, как она топает прочь, продолжая вопить в гостиной, обращаясь к своему мужу, который — как я узнала в тот же вечер — все время вместе с папой прятался на улице, в саду. Они почти подружились, как рассказывал потом папа.
Потом медиум Шэрон начала кричать, что ей нужно в туалет, и до меня донесся другой голос — возможно, Софи, — предлагавший ей воспользоваться туалетом наверху, где она также могла найти «Nurofen», чтобы успокоить боль от удара локтем. Софи уверяла медиума Шэрон, что Джен ударила ее не нарочно, и я слышала, как
