В ад и обратно - Брайс Кин

Он останавливается перед дверью, которая ведёт в комнату Зои, и на мгновение замирает, прежде чем подойти к другой повернуть ручку и распахнуть её. Он заходит внутрь, и я поступаю так же, оказываясь в своём домашнем кабинете.

Мне не нравится, что он, кажется, собирается вытянуть из меня ответы, которые я предпочёл бы не давать. Он задаёт слишком много вопросов. Обычно я не возражаю, но любой вопрос о Зои вызывает у меня раздражение.

У меня уже всё чешется от этих мыслей.

Он держал её за руку. Он, чёрт возьми, прикасался к ней.

Я понимал, что сказал ей, что не хочу больше заниматься с ней сексом, но это было сказано, чтобы защитить её. Я хотел избежать осложнений. Не потому, что я не хочу её, и не потому, что мне легко воздерживаться от прикосновений к ней.

Это самое трудное решение, которое я когда-либо принимал.

Зная, что она живёт со мной под одной крышей, что она готова сделать для меня всё, что я захочу, что она так же хочет моих прикосновений, как и я... Мне очень трудно сохранять спокойствие.

Я должен думать о её будущем. О мечте, которую я у неё отнял. Мне не следовало просить её ехать в Милан одной.

Теперь, когда она рядом со мной, я стараюсь сделать всё возможное для нас обоих.

Чезаре кладёт свой пистолет на стол в углу, подходит к нему, бормоча что-то себе под нос, и раздвигает плотные шторы, чтобы впустить солнечный свет в комнату.

Не секрет, что я предпочитаю уединение. Слишком много солнечного или любого другого света кажется мне незваным гостем. Именно моя потребность в тишине и покое привела меня к покупке поместья, которое было построено таким образом, чтобы у моего брата и нашей матери были свои собственные дома, отделённые от моего. Однако расстояние между нами было достаточным для того, чтобы я мог легко добраться до них в случае необходимости, но и не настолько близким, чтобы они могли ворваться в мою жизнь без веской причины.

Я присаживаюсь на край стола и сжимаю его, ожидая, что он вот-вот сломается.

Мой брат продолжает смотреть в окно, кивая головой, сложив руки на талии и расправив плечи. Я понимаю, что ему нелегко воспринимать происходящее.

Он театрально поворачивается, подносит указательный палец к губам, кивает и делает затяжку.

Вот оно, началось…

— Ты что, с ума сошёл, Этторе? — Говорит он, подходя ближе. — Рабыня? — Он недоверчиво моргает. — О чем ты думал, покупая человека?

— Это не твоё дело, и я имел в виду, именно то, что ты никогда больше не прикоснёшься к ней, — с раздражением произношу я.

Он смотрит на меня с недоумением, как будто у меня выросли рога.

— Я пытался дать ей почувствовать себя в безопасности, или это не входит в твои правила обращения с ней? — Удивляется он.

— Ты обязан обращаться с ней хорошо, но не трогай её, — повторяю я.

— Ты должен вернуть её, — он искренне обеспокоен, и я понимаю его. Это не та мрачность, к которой он привык. Он связан с Каморрой так же сильно, как и я, но он не помнит нашего детства.

— Это как-то связано с Каморрой? — Он встаёт передо мной, наклоняя голову, чтобы поймать мой взгляд, как будто это заставит меня заговорить о вещах, которые я не хочу обсуждать.

— Нет, — отвечаю я.

— Брат, если это как-то связано с...

— Нет, Чезаре, — я стараюсь, чтобы мой тон не звучал резко, напоминая себе, что я бы забеспокоился, если бы он увидел Зои и не отнёсся так к ситуации.

Он кивает и проводит рукой по волосам.

— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — вздыхает он и отходит в сторону, чтобы растянуться на диване и закинуть ноги на центральный столик. — С другой стороны, я не могу уснуть, поэтому я пришёл повидаться с тобой, — он резко почёсывает затылок. — Я подумал, что мы могли бы, возможно, немного выпить и… Но у тебя такой вид, будто у тебя куча дел.

У меня действительно много работы, но никогда не бывает слишком много времени для семьи, особенно для него. Я встаю и направляюсь к бару в углу, чтобы взять графин с виски и два стакана.

— Расскажи мне об этом, — я сажусь рядом с ним, наливаю нам выпить и ставлю графин на стол. Я уже знаю, что его беспокоит.

— Мне все время снится один и тот же сон, — он отхлёбывает виски. — Как бы я ни старался, это не прекращается.

— Всегда одно и тоже? — Я взбалтываю виски в своём стакане.

— Да, — он садится. — На тебя надвигается что-то зловещее. — Он начинает описывать свой сон: — В воздухе так много насилия, что я едва могу пробиться сквозь него. Затем, когда я иду, чтобы защитить тебя, оно приближается, и когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, происходит полное затемнение.

— Хм, — я залпом выпиваю виски, потому что знаю, о чём этот сон.

Я был там. Это не просто сон. Это воспоминание. Не могу сказать, благословение это для него или проклятие, ведь оно дало ему новую жизнь, но также лишило его самых важных воспоминаний о прошлой.

— Что ты думаешь? — Он смотрит на меня, ожидая объяснений. — Тебе не кажется, что я становлюсь параноиком и слишком беспокоюсь о твоей безопасности? … Я провёл исследование, и некоторые толкователи снов говорят, что иногда это происходит из-за того, что мы слишком сильно переживаем о чём-то.

Мой бедный братишка.

— Я думаю... — Я прочищаю горло, на мгновение задумываясь, стоит ли мне просто сказать ему правду. Но я не хочу, чтобы он вспоминал. Я знаю, что отдал бы всё, чтобы забыть своё прошлое.

— Ты думаешь, что я параноик, давай, скажи это, — смеётся он. — По крайней мере, я веду себя как человек, — указывает он на меня. — Ты же ведёшь себя так, будто неуязвим, идя навстречу опасности.

— Чезаре, — перебиваю я. — Постарайся расслабиться, ладно? — Я отчасти согласен с его теорией о паранойе.

Он опрокидывает виски внутрь:

— Я могу напиться и просто завалиться здесь, — он похлопывает по дивану, и в этот момент раздаётся тихий стук в дверь.

Я бросаю взгляд на дверь, и мне не нужно спрашивать, кто это. Мягкость в том, как она стучит в дверь, выдаёт её с головой. Дверь медленно открывается, и она входит, просовывая голову вперёд, чтобы поискать нас.

Когда