Да, шеф! - Джинджер Джонс

Вернувшись на свое рабочее место, она готовит фруктовое пюре: удаляет косточки и разрезает пополам горсть ароматных спелых вишен и кладет их в кастрюлю с водой, сахаром и лимонным соком. Смесь надо выдержать на среднем огне, пока вишни не станут мягкими, но до того, как разварятся в кашу. Затем переложить все в кухонный комбайн. Смолов пюре, Фрейя процеживает его через маленькое сито, чтобы убрать все комочки, и окунает палец в ароматный соус. Вкус сладкой вишни наполняет рот, напоминая леденцы с щербетом, которые раздавали в школе на День спорта. Эх, вот бы отхлебнуть его прямо из кувшина. Вкуснятина.

Она возвращается к чизкейку, взбивает кремовую основу, пока та не станет легкой и воздушной, затем добавляет немного вишневого соуса, чтобы придать смеси аромат, и наконец выливает ее на бисквитную основу, которая уже успела затвердеть благодаря мощному промышленному морозильнику. Тщательно выровняв поверхность с помощью шпателя, Фрейя отходит в сторону, чтобы полюбоваться своей работой. Как все застынет, надо будет выложить по краю ряд вишен. Раздувшись от городости (или, может, эйфории, вызванной дымом от гигантского косяка Кристоса), она ставит свою гордость и радость в духовку и направляется к веранде. Фрейе куда легче, когда она не сравнивает себя с конкурентами – и так вчера слишком часто отвлекалась от поставленной задачи. Как сказала бы миссис К.: «Сосредоточься только на том, что можешь контролировать. В конце концов, по сути мы соревнуемся сами с собой».

Она выходит на улицу. Кристос спит рядом с пустой винной бутылкой, а в пепельнице все еще горит окурок. Сидя рядом, Фрейя изучает густые белые бакенбарды, растущие у повара на подбородке, и темные круги под опухшими глазами. Маленькие пучки серебристых волос торчат из ушей и ноздрей, а кожа вокруг носа и щек имеет фиолетовый оттенок. Фрейя задается вопросом, рад ли Кристос своей жизни – каждый день одно и то же; поутру что-то приготовить, днем и вечером напиться и накуриться до отключки. От чего он бежит? По-прежнему ли любит готовить, или его страсть испарилась, как только пришлось ежедневно учить этому других? Разжевывал и повторял информацию до тех пор, пока спонтанность не умерла и радость творчества не сменилась бременем рутины? В некотором отношении Кристос напоминает Фрейе ее мать, талантливую, но склонную к саморазрушению. Она думает о стихах своей матери. Красивые строки в тетрадях, которые так никто никогда и не прочтет. Неопубликованные и забытые. Сорванная сделка на трилогию. Какая же досада. Мама была блестящим поэтом, но в следующий миг превратилась в Иисуса на стероидах, и их миру пришел конец. Мать несколько раз пересекала тонкую грань между гениальностью и безумием. Фрейя проводит пальцем по шраму на ладони и убирает кружку с вином с колен Кристоса, чтобы тот спокойно подремал.

* * *

Через час начинается судейство. В отсутствие Кристоса (которого всего несколько минут назад перекинула через спину осла и увезла сердитая женщина в рваных колготках) дегустацией всецело заправляют Ксантос и Димитрий. Они успели обвинить клубничный чизкейк Кваме в том, что он слишком липкий, фисташковый чизкейк Хейзел, что он слишком тяжелый (ха!) и медовый чизкейк Харджа в том, что он слишком неряшливый. А вот Фрейя совершенно не волнуется. В конце концов, это ее коронное блюдо.

– Вот это презентация на высшем уровне. – Ксантос смотрит на ее чизкейк.

– Давай же попробуем и тогда все окончательно поймем! – шутит Димитрий, а Фрейя недоумевает, как вообще могла сомневаться в том, что они близнецы, ведь оба выступают как хорошо слаженный дуэт. Димитрий вонзает ложку в чизкейк и подносит кусочек к губам, но как только еда попадает ему в рот, он выплевывает ее и задыхается, кривясь от отвращения. Отплевываясь, Димитрий вытирает язык кухонным полотенцем, словно пытаясь содрать с него кожу. – Что за хрень! Ты что, решила кого-то отравить?

Все взгляды устремлены на Фрейю, которая понятия не имеет, что происходит. Если бы дымка дурмана наконец рассеялась, она смогла бы ясно мыслить.

– Попробуй! – сердито говорит Димитрий, протягивая ей ложку.

Она неуверенно подносит чизкейк к губам. По языку сразу бьет вкус соли. Не просто щепотка для вкуса, сюда явно высыпали целую солонку.

– Мне очень жаль, я… – Она сплевывает на предложенный Ксантосом кусок бумажного полотенца.

– Ты положила соль вместо сахара! – кричит Димитрий.

Ксантос макает палец в начинку и неуверенно слизывает ее.

– Это определенно соль.

Фрейя замирает, ее сознание проясняется.

– Я отчетливо помню, как отмеряла сахар. Помню небольшую синюю сумку. А соль вообще не использовала. Я…

– Гранулы действительно очень похожи, – сочувственно улыбается Хардж.

– Вовсе нет! – оправдывается Фрейя.

– И то и то белое, – пожимает плечами Хардж. – Легко перепутать.

– Нет, – твердит Фрейя. – Я готовлю всю свою жизнь, я знаю разницу между сахаром и солью.

Атмосфера в комнате меняется с добродушного сопереживания на явное напряжение. Щеки Фрейи горят. Она чувствует себя униженной. Растоптанной. Обманутой. А всем, похоже, плевать. Разве они не видят, здесь что-то не так? Черт возьми! Ей, вероятно, следует уйти, прежде чем она скажет что-то, о чем потом пожалеет, но Фрейе не хочется выставлять себя скандалисткой. Сердце бьется быстрее. Она определенно использовала сахар, в этом нет никаких сомнений. Все отмерила. Не спускала с сахара глаз. Или нет? Фрейя изрядно надышалась, и даже сейчас мысли все еще путались. Чем больше она думает о случившемся, тем больше сомневается – может, и правда облажалась.

– Третье место. – Димитрий указывает на чизкейк Леандры-Луизы. Та благодарно улыбается.

– Второе место. – Палец Димитрия зависает над чизкейком с фиолетовой биркой. – Чей фиолетовый?

– Боже мой, это же я! – изумленно говорит Стефан и поворачивается к Мишелю. Тот как раз лез за сигаретами и теперь застыл в напряжении.

Фрейя закипает от ярости. Ну почему все остальные ведут себя совершенно нормально, в то время как она готова на стену лезть? Чизкейк – ее сфера, ее любимое блюдо, ее конек. Этого просто не может быть.

– И первое место достается этой работе! – Димитрий держит чизкейк с манго, шедевр Мишеля. – Браво, сэр. Абсолютный тающий во рту триумф!

Не в силах сдержать восторг, Мишель подпрыгивает на месте, как слишком сильно заведенная игрушка, складывает руки в молитвенной позе, а затем поворачивается к Стефану и целует его.

– Боюсь, у тебя снова ноль, Фрейя. – Димитрий корректирует баллы в таблице.

Мишель 9

Кваме 7

Леандра-Луиза 5

Хардж 5

Фрейя 5

Стефан 5