Да, шеф! - Джинджер Джонс

– Дамы и господа, – объявляет Кристос. – Без рецепта наши повара приготовят лучший кипрский апельсиновый пирог из манной крупы.

Сердце Фрейи трепещет. Манная крупа, та, что грубее муки – ну конечно. Она чувствует, как в груди что-то сжимается. Фрейя уже много лет не пекла апельсиновый пирог из манки, но, насколько припоминает, весь фокус в сиропе. Нужно, чтобы тот остыл, прежде чем использовать пропитку, иначе бисквит получится слишком влажным. Передержать тоже опасно, сироп может загустеть. По всему бисквиту зубцами вилки нужно сделать дырочки, чтобы он равномерно распределился – никому не нужна липкая середина. Фрейя делает глубокий вдох. Ну и как ей выдержать это все перед живой публикой? А что, если бисквит опадет (кажется, так было в прошлый раз)? Она рыщет вокруг своего стола в поисках кондитерской кисточки, чтобы размазать сироп, если тот потечет. Ну и задание. Апельсиновый пирог из манной крупы – это минное поле для повара.

Хардж поднимает руку, как будто в школе.

– Разве для начинки нам не нужен йогурт?

Кристос кивает в сторону таверны:

– Выжидает своего часа.

– Я тоже. – Хардж возвращается к своей роли всеобщего весельчака, театрально скрещивает руки на груди и улыбается, и англоговорящие зрители обмениваются смешками.

Кристос смеется.

– Дамы и господа. Позвольте представить вам Харджота Совала.

Хардж низко кланяется, его тюрбан почти касается пола, публика с удовольствием аплодирует. Он явно взял себя в руки. Кристос поворачивается к Фрейе.

– И другой наш замечательный повар, Фрейя Баттерли.

Она не знает, поклониться ей, сделать реверанс, помахать или улыбнуться, и делает что-то среднее, извиваясь точно гигантский червь, отчего сбивает локтем кухонную утварь. Аплодисменты публики стихают. «Слава богу, не им судить конкурс», – говорит себе Фрейя, наблюдая, как Кристос обращается к публике на греческом языке. Хотя почему он держит большую золотую карточку и указывает на их места? Зрители будут голосовать?

– Повар, набравший наибольшее количество голосов, станет нашим победителем, – объявляет он уже по-английски.

Сердце Фрейи наполняется ужасом. Если кто-то и получит голоса, так это Хардж с его харизмой и природным обаянием. Она закрывает глаза, вспоминая ободряющую речь Хади в аэропорту. «Ты выше головы прыгнула, чтобы попасть сюда, так что не смей думать, будто в чем-то хуже других. Ты лучшая, и точка». В конце концов, это кулинарный конкурс, а не конкурс популярности. Ей остается приложить все усилия.

Кристос поворачивается к ним.

– Печи таверны разогреты и готовы. А вы?

Очередной приступ ужаса. Как только дадут отсчет времени, она перетрет масло и сахар, пока смесь не станет легкой и пушистой. Или лучше начать с сока и цедры апельсинов? На самом деле да, так лучше распределить время. Сначала апельсины. Смешать сок и цедру с ванилью, затем масло и сахар, и наконец добавить яйца по одному. Поскольку нет мерных весов, она использует чашку. Не нужно заморачиваться. Все будет хорошо. Хитрость заключается в том, чтобы чередовать апельсиновый сок и сухую смесь. Сухой, мокрый, сухой, мокрый, сухой. Слой за слоем.

– Фрей? – дрожащим голосом зовет Хардж из-за стола.

Фрейя поворачивается к нему.

– Удачи!

Он ерзает из стороны в сторону.

– Фрей, мы можем…

– Ваши сорок минут начинаются… СЕЙЧАС! – Кристос берется за секундомер на шее и нажимает кнопку. Часы обратного отсчета появляются на огромном экране рядом с таверной.

Схватив апельсин, Фрейя царапает металлическим лезвием его неровную кожуру, снова и снова переворачивая огромный шар в руке, вдыхает сладкий, острый аромат, а ее руки становятся липкими.

Поскребла, поверни.

Поскребла, поверни.

Поскребла, поверни. Место между большим и указательным пальцами сводит судорогой.

– Продолжай! – кричит Ксантос, когда Фрейя пытается помассировать ноющую точку большим пальцем.

Хардж вроде вообще не двигается. Она тянется за другим апельсином. Поскребла, поверни.

– Фрей? – шепчет Хардж.

Она не должна отвлекаться.

– Фрей?

– Что? – Фрейя не отводит глаз от апельсина.

Соперник не отвечает.

– Продолжай, Хардж! – кричит Леандра-Луиза из зала.

Фрейя начинает разрезать каждый апельсин пополам, один за другим, и фрукты раскрываются, точно книжки. Придвинув соковыжималку, Фрейя так сильно давит на половинку первого апельсина, что заостренный кончик пронзает кожуру и впивается ей в ладонь. Чертовы нервы! Два, три, четыре. Она смотрит на Харджа, который, уперев руки в бока, осматривает лежащие перед ним ингредиенты.

Кристос поворачивается к зрителям.

– Он любит выдержать паузу.

Фрейя продолжает выжимать апельсины, ее пальцы работают как поршни. Пять, шесть, семь. Она не может отвлекаться, если хочет успеть. И восемь. Она наливает апельсиновый сок в кувшин, добавляет цедру и каплю ванильной эссенции. Краем глаза Фрейя видит, что Хардж все еще не начал. Может, бросить апельсином ему в голову? Черт возьми, если Хардж решил поиграть в дурачка, сбить публику с толку, а потом очнуться в последнюю минуту, это на его совести. Все знают басню про зайца и черепаху.

– Хардж? – кричит Мишель.

– Пошевеливайся, Хардж! – вопит Леандра-Луиза.

Фрейя тянется за куском масла, отрезает около ста пятидесяти граммов, кладет в миску и нарезает кубиками. Добавив чашку сахара, она берет деревянную ложку, зажимает миску под мышкой, точно игрок регби с мячом, и принимается изо всех сил растирать смесь.

– Давай, Фрейя! – кричит Стефан.

При других обстоятельствах она бы ругала себя за скорость, но, поскольку Хардж не составляет ей конкуренции, нет смысла рвать жилы.

Кристос развлекает публику на греческом языке, люди смеются. Бог знает, что он говорит. Фрейя находит взглядом Ксантоса, тот водит пальцами по своей мощной, покрытой щетиной челюсти. Он смотрит на Фрейю, и она тает.

– Может, ты уже начнешь, Хардж? – кричит Димитрий.

А тот вдруг разворачивается и уносится прочь, не тронув свои ингредиенты. Публика изумленно ахает, а Кристос теряет дар речи. Фрейя понятия не имеет, что происходит и что ей теперь делать. Надо остановиться из уважения к сопернику? Разве они не должны выключить таймер? Это все какой-то розыгрыш? Она смотрит на Кристоса. Он выключает микрофон и наблюдает за Димитрием, тот гонится за Харджем сквозь сбитую с толку толпу.

Никто не сказал ей остановиться. Никто не сказал продолжать. Застряв на полпути и не в силах выбраться, Фрейя решает, что, раз часы еще тикают, надо сосредоточиться на работе, пока кто-нибудь ее не затормозит. Она тянется за яйцом, холодная скорлупа остужает потные ладони. Сказать, что Фрейя растеряна – ничего не сказать.

Люди начинают вставать и уходить, их стулья скребут по брусчатке. Кристос ничего не сказал,