Ленинизм и теоретические проблемы языкознания - Федот Петрович Филин
«Смешивать обучение на родном языке с „разделением по национальностям школьного дела в пределах одного государства“, с „культурно-национальной автономией“, с „изъятием школьного дела из ведения государства“ есть самое вопиющее невежество. Нигде в мире марксисты (и даже демократы) не отрицают обучения на родном языке»[41].
По мнению В.И. Ленина,
«Школьная политика у рабочих всех наций едина: свобода родного языка, демократическая и светская школа»[42].
Обеспечить преподавание на родном языке, в необходимости чего В.И. Ленин никогда не выражал сомнения, вполне можно и без разделения школ по национальностям[43]. Весьма поучителен ответ, который он дает на предполагаемый вопрос о том, как быть с единственным грузинским ребенком среди 48.076 школьников Петербурга. Он пишет, что создать для него особую грузинскую школу невозможно и ненужно. Но вполне допустимо требовать для этого единственного ученика-грузина преподавания за счет государства грузинского языка, грузинской истории и т.п.[44]. Совершенно естественно, что В.И. Ленин не изменил своего взгляда на положительную роль родного языка в школьном преподавании и после Октябрьской революции. На VIII съезде партии он говорил:
«У нас есть, например, в Комиссариате просвещения или около него коммунисты, которые говорят: единая школа, поэтому не смейте учить на другом языке, кроме русского! По-моему, такой коммунист, это – великорусский шовинист. Он сидит во многих из нас и с ним надо бороться»[45].
В.И. Ленин, верный идеям последовательного демократизма, всегда категорически возражал против введения обязательного государственного языка, на роль которого в России естественно выдвигался русский язык. Связанные с этим упреки в утрате чувства национальной гордости он решительно отводил, говоря, что сознательным русским пролетариям вовсе не чуждо чувство национальной гордости, если оно понимается не по-холопски и совпадает с интересами русских и всех иных пролетариев, что они любят свой язык и свою родину, что прежде всего они стараются поднять ее трудящиеся массы до сознательной жизни демократов и социалистов[46].
Особенно назойливо требовали единого государственного языка буржуазные либералы. В резкой полемике с ними В.И. Ленин писал:
«Мы лучше вас знаем, что язык Тургенева, Толстого, Добролюбова, Чернышевского – велик и могуч. Мы больше вас хотим, чтобы между угнетенными классами всех без различия наций, населяющих Россию, установилось возможно более тесное общение и братское единство. И мы, разумеется, стоим за то, чтобы каждый житель России имел возможность научиться великому русскому языку. Мы не хотим только одного: элемента принудительности. Мы не хотим загонять в рай дубиной. Ибо, сколько красивых фраз о „культуре“ вы ни сказали бы, обязательный государственный язык сопряжен с принуждением, вколачиванием. Мы думаем, что великий и могучий русский язык не нуждается в том, чтобы кто бы то ни было должен был изучать его из-под палки»[47].
Не только до Октября, но и после него В.И. Ленин не уставал повторять, что обязательный государственный язык не только не нужен, но и вреден, поскольку обязательный язык дает привилегии одной из наций. Не об этом нужно заботиться, считал он, а о полном признании прав родных языков всех народов, об обеспечении населению страны школ с преподаванием на всех местных языках[48]. В качестве положительного примера разрешения национального вопроса в области языка он приводил Швейцарию, где равными правами пользуются три государственных языка: немецкий, французский и итальянский, а некоторые юридические документы публикуются, кроме того, еще на двух романских диалектах, на которых говорит всего лишь чуть больше одного процента населения. И Швейцария, говорил он, ничего не теряет от этого, а, наоборот, выигрывает[49].
Перед первой мировой войной с требованием объявить русский язык обязательным государственным языком в России выступили и некоторые большевики, среди которых был С.Г. Шаумян, который считал, что общегосударственный русский язык необходим, что он имел и будет иметь крупное прогрессивное значение. В.И. Ленин в письме С.Г. Шаумяну признает, что русский язык, действительно, сыграл прогрессивную роль в жизни мелких и отсталых наций, но с тем, чтобы наделять русский язык функциями обязательного языка, он решительно не согласился.
«Но неужели Вы не видите, – пишет В.И. Ленин дальше, – что он имел бы прогрессивное значение еще в большем размере, если бы не было принуждения? Что же, разве „государственный язык“ не означает палки, отбивающей от русского языка??»[50]
В выделении государственного языка В.И. Ленин не видел ничего прогрессивного. Ссылаясь на пример той же Швейцарии, он спрашивал: зачем же такой еще более обширной, пестрой и отсталой стране, как Россия, нужно тормозить свое развитие сохранением привилегии для одного из языков? Для России, чтобы догнать Европу, лучше было бы покончить со всяческими привилегиями как можно скорее[51].
Вместе с тем, В.И. Ленин считал весьма прогрессивным естественно, без какого бы то ни было насилия возникающее стремление народов одной страны овладеть языком большинства населения для установления более глубоких и прочных связей между всеми населяющими эту страну народами. Такое стремление, как естественно возникающая тенденция, рождается еще в условиях капиталистического способа производства. Он указывал, что
«потребности экономического оборота всегда заставят живущие в одном государстве национальности (пока они захотят жить вместе) изучать язык большинства. Чем демократичнее будет строй России, тем сильнее, быстрее и шире разовьется капитализм, тем настоятельнее потребности экономического оборота будут толкать разные национальности к изучению языка, наиболее удобного для общих торговых сношений»[52].
При этом выбор такого языка не потребует никакого административного вмешательства, ибо
«потребности экономического оборота сами собой определят тот язык данной страны, знать который большинству выгодно в интересах торговых сношений. И это определение будет тем тверже, что его примет добровольно население разных наций, тем быстрее и шире, чем последовательнее будет демократизм, чем быстрее будет в силу этого развитие капитализма»[53].
В.И. Ленин отчетливо представлял себе языковую ситуацию дореволюционной России во всех ее тонкостях и прекрасно понимал, что миссия межнационального средства общения самим ходом истории уготована русскому языку. Видя естественную неотвратимость такого выбора, он с тем большей убежденностью восставал против малейших элементов давления на избирающих, так как для него были очевидны пагубные последствия такого насилия. Он писал:
«Те, кто по условиям своей жизни и работы нуждаются в знании русского языка, научатся ему и без палки. А принудительность (палка) приведет только к одному: она затруднит великому и могучему русскому языку доступ в другие национальные группы,
