Ромодановский шлях. Забытые победы - Даниил Сергеевич Калинин
- Руби!!!
К ближнему к нежинцу ворогу смело шагнул тот самый молодой парень, кого Василько подбадривал три дня назад. Казак – а по возрасту еще только хлопец – вскинул топор над головой, готовясь обрушить его на ляха… И упал на спину, сбитый с ног тяжелой пулей, ударившей в парня в упор.
Впрочем, мгновение, что резвый шляхтич потратил на выстрел, стоило ему жизни – налетев справа, Василько чиркнул самым кончиком елмани по горлу латиняна; спустя удар сердца мигом ослабевшие, переставшие слушаться пальцы ляха разжались, и он полетел вниз.
Нежинец же расчетливо отступил назад, дожидаясь очередного противника – и лишь стоило показаться над верхней перекладиной лицу ляха, казал молниеносно выбросил руку вперед, в длинном выпаде. Острие клинка ткнулось в мягкое – а оглушительный визг увечного ляха, потерявшего глаз и также сорвавшегося с лестницы, перекрыл прочие звуки боя…
Но не так просто именно шляхта или гайдуки богатых господ начали подъем по лестницам первые. Вооруженные пистолями, они палят в упор в первых двинувших на них казаков, после чего спешат одним прыжком закончить подъем и перепрыгнуть за стену… Так на прясло сумели пробиться трое ляхов – коих, впрочем, тотчас срубили «старые» казаки. Старые не в смысле немощности возраста, а участники восстания Хмельницкого.
Один ретивый гайдук в панцире, однако, разрядив пистоль, так и остался на лестнице – отчаянно отмахиваясь сабелькой от наседающих казачков, и сумев даже ранить одного из них… В гайдука разрядил пистоль Василько, тотчас воскликнувший:
- Бревна! Бревна вниз сбрасывайте!
Про бревна и камни защитники прясла забыли напрочь. Теперь же, под крик нежинца, они спешно и сноровисто подхватили сразу пять массивных, увесистых древесных стволов (почитай, на всю протяженность обороняемого участка!) – и по взмаху руки его обрушили последние вниз.
- А-а-а-а-а!!!
На протяжной ноте закричали ляхи, буквально сносимые бревнами с лестниц – и тяжелыми снопами полетевшие к земле; раздался характерный треск ломающегося дерева. Одна из штурмовых лестниц сложилась пополам… Также полетели вниз камни – но с очередным залпом польских пушек оглушительно треснули и воротные створки! Оглушительно закричали жолнеры и шляхта штурмовой колонны, дожидающиеся своего часа в апрошах – и неудержимо ринулись к пролому в воротах.
Ядра разбили и ледяную стенку…
- За короля!
- За круля!!!
- Покажем быдлу их место!
- Смерть псам!
Трикач спешно повел защитников ворот вниз – к ним также присоединился отряд казаков, оставленный им внизу, и несколько пушкарей с самыми легкими, переносимыми на руках пушечками…
Ляхи неудержимым потоком ворвались в разбитый воротный проем – благо, что апроши подвели к стенам едва ли не на сотню шагов. С ревом они устремились вперед… И посыпались пусть не в столь и глубокую, но обширную яму за воротами – окруженную с трех сторон свежим частоколом. Первые рухнувшие вниз отбили себе почки и ребра, кто-то сломал руку или потянул ногу, один грузный и совсем невезучий шляхтич свернул шею… Но это было лишь начало. Бегущие позади постарались упрямо продвинуться вперед, прямо по головам живых соратников – буквально! И вот когда их собралось уже достаточно, сотник яростно воскликнул:
- Приготовились!
Стволы трех десятков пищалей и двух пушечек, заряженных картечью, высунулись вперед, сквозь бойницы подошвенного боя – после чего Трикач первым утопил спусковой крючок:
- Пали!
Грохнул залп; в стиснутом пространстве ловушки (наподобие той, что некогда подготовили защитники Пскова ляхам Стефана Батория) град пуль буквально косил шляхту и жолнеров, одним выстрелом пронзая порой и двух людей разом… Штурм ворот превратился в совершенное избиение поляков – но, увы, не везде казакам удалось отбиться столь успешно.
Так, на соседнем с участком обороны Василько прясле вдруг оглушительно хлопнул выстрел тромблона – дробовой пищали. Редкая, дорогая и совершенно неэффективная на дистанция штука вблизи снесла сразу несколько казаков одним выстрелом. Дав атакующим преимущество и в численности на стене, и выигрыш во времени… Десятка два ляхов успели сноровисто взобраться на прясло – и принялись давить защитников, освобождая пространство для соратников, хлынувших на стену подобно муравьям!
Напор шляхты был страшен – а противостояло им лишь горстка старых казаков да поверстанные в казаки горожане; последним явно не хватало выучки рубиться на равных с опытными бойцами… На плечах отступающих враг ворвался в башню – и поднял на ней свою хоругвь; теперь уже и круль видел, на каком участке стены добились успеха и куда нужно послать резерв.
Но увидел это и Василько; нежинец страшным голосом закричал:
- Браты, ляхи город добывают! Ватага Силантия – за мной! Остальные – кидайте на лестницы оставшиеся бревна и камни!
Голова первым ворвался в башню; блокировав рухнувшую сверху саблю, одновременно с тем он протаранил противника левым плечом, отбросив его на спину. А выхватив из-за пояса кинжал, Василько мгновенно вонзил его в ключицу следующего ворога, ударив накоротке – и упредив атаку шляхича… Вслед за головой в башню ворвались и десяток старых казаков – хорошо вооруженных и крайне искушенных в рубке. Все пространство вокруг заполонил лязг клинков, отчаянная брань дерущихся, крики раненых… Затем грохнули несколько пистолетных выстрелов – и внутри сруба все заволокло едким, густым дымом. Но и в дыму Василько продолжил пусть слепо, но отчаянно рубить саблей – порой ощущая сопротивление вражеской плоти на клинке…
На противоположном конце прясла вновь грохнул тромблон – и нежинец невольно возблагодарил Бога за то, что враг не использовал грозное оружие против его казаков! Василько и его воям удалось потеснить ляхов, выбить из башни; на выходе нежинца попытался достать саблей гайдук в грязном синем плаще – но лезвие кылыча первым черкануло по жупану, и лях завалился на спину с рассеченным горлом.
- За нашу веру! — закричал голова, подбадривая казаков. – За землю и волю!
Так вышло, что нежинец оказался впереди своих людей – и вновь первым ринулся на врага, походя срубив показавшегося над стеной ворога… Этот удар едва не стоил ему жизни – если бы новый противник решился бы рубить, а не стрелять! Но забрызганный чужой кровью Василько, смотрящий вперед вытаращенными от ярости и возбуждения глазами, да еще и раззявивший рот в каком-то безумном крике… Казак показался чересчур опасным противником для шляхтича, вскинувшего руку с пистолем.
Но ведомый обострившимися до предела инстинктами нежинец успел присесть, буквально
