Сергей Киров. Несбывшаяся надежда вождя - Константин Анатольевич Писаренко
Будут и другие отлучки в Баку из Тифлиса «с целью свидания с т. Орджоникидзе», как правило, короткие, «на полтора дня», что весьма способствовало душевному разладу товарища Кирова. После двух месяцев пребывания в Тифлисе (с 20 июня 1920 года) он разобрался в ситуации, уловил колебания в настроении правящих кругов и смягчил позицию. Так, ещё 26 июля ему казалось, что нам «необходимо говорить с грузинским правительством более категорическим тоном, а… наши основные требования чем-нибудь подтверждать». Месяц спустя, 17 августа, полпред рекомендовал Чичерину несколько иное: «Если мы… намерены использовать Грузию в известном смысле, нам необходимо оторвать её экономическую тягу на запад». Более того, Киров сблизился с посланником Италии Мерконтейлли, считавшим, что прежде, чем Европа рискнет сотрудничать с РСФСР, большевикам «необходимо наглядно продемонстрировать… искреннее отношение к… малым республикам, независимость которых… признали» в Москве. Впрочем, мнение Орджоникидзе не изменилось, и каждая встреча с ним пробуждала сомнения. И тогда в беседах Кирова с грузинскими чиновниками могли вновь послышаться ревкомовские «нотки»: «Нашему правительству и рабочим России даже самые красноречивые словесные заверения весьма мало необходимы. Нам нужны совершенно реальные факты, на которых мы будем основывать свое отношение к нашим соседям»[193].
О раздвоенности свидетельствовал и состав секретариата посольства. Одного – И.А. Дивильковского – прикомандировал НКИД, другого подобрал сам Мироныч: А.А. Андреева, комиссара финансов Терского СНК в 1918 году, которого «хорошо знает Орджоникидзе, с которым мы советовались прежде, чем пригласить его». Советовались с Орджоникидзе, и, что примечательно, первым секретарем полпредства, своей правой рукой, Киров назначил не профессионала Дивильковского, человека Чичерина, а близкого по духу и ему, и Серго Андреева. И даже осуждение рядом владикавказских большевиков, тем же Юрием Фигатнером, комиссаром внутренних дел в правительстве Ноя Буачидзе, выбора Кировым на важный пост бывшего правого эсера, в свое время рьяно критиковавшего советскую власть, не остановило Сергея Мироновича:
– Если партийные товарищи недовольны пребыванием Андреева первым секретарем миссии, то… Киров все равно оставил бы его в Тифлисе в качестве своего личного секретаря…[194]
Понятно, что в Москве опасались, что рано или поздно влияние бакинских и владикавказских товарищей скажется на Кирове. Тревогу подпитывала отвратительная связь с Тифлисом. Она держалась на редких дипкурьерах. Общение по телеграфу, как правило, осуществлялось через Владикавказ. Но туда отлучался не Киров, а сотрудники полпредства. Кстати, оно насчитывало девяносто четыре сотрудника: пять дипломатов (полпред, два советника, два секретаря) и техперсонал (управделами, десять курьеров, пять телеграфистов, шесть шофёров и т. д.). Долго грузины не позволяли слушать Москву по радио. Но наконец разрешили, и в конце августа радиоприемник в одной из посольских комнат заработал. Такой режим полуизоляции поневоле вынудил нашего героя проявить инициативу, которая, видно, насторожила руководство НКИД.
Приказ С.М. Кирова о разграничении обязанностей между секретарями полпредства, 26 августа 1920 г. [РГАСПИ]
Британцы покинули Батуми 7 июля 1920 года, вернув контроль над портом и нефтепроводом грузинам. Разумеется, от РСФСР в город следовало послать консула. Однако пока Москву уведомишь о том, пока в Москве распорядятся и пришлют кого-то… Времени пройдет много. А консул нужен сейчас же. И Киров производит назначение, в принципе не имея на то полномочий. Товарища Зверева. Юриста, члена партии, с Северного Кавказа. Неужели по внушению Орджоникидзе?!
Явно предчувствуя со стороны Чичерина нарекания, Сергей Миронович 23 августа в депеше на имя наркома не преминул заметить: «Кандидат на указанную должность далеко не идеальный, но других кандидатов у меня нет»… Развернутое пояснение дал 9 сентября: «Я вынужден был это сделать ввиду того, что, не имея своего органа в Батуме, нам нельзя было организовать там наш контроль над действиями грузинских властей и представительств Антанты». Кроме того, «Зверев совершенно не пользуется теми правами, кои присущи консулу».
Впрочем, Зверевым Киров не ограничился и опять же по собственной инициативе организовал в Тифлисе при полпредстве консульский отдел, «который ведает всей мелкой работой», во главе «с местным присяжным поверенным Бродским», членом РКП(б), меньшевиком-интернационалистом в прошлом. А еще размышлял над тем, кому доверить пост консула в Сухуми…
В итоге Георгий Васильевич счел, что оставлять Кирова в Тифлисе все-таки не стоит. Слишком близко от Баку и Владикавказа. Ленин с мнением Чичерина согласился. Условились направить Мироныча в… Ригу членом делегации, которая собиралась договариваться о мире с поляками. Можно подумать, что Кирова определили на первую образовавшуюся престижную дипломатическую вакансию. Чтобы не выглядело почетной ссылкой, но чтобы как можно дальше от Закавказья, прежде всего от Орджоникидзе.
В самом конце августа 1920 года Киров в который раз выехал в Баку, теперь – на I съезд народов Востока. Форум длился целую неделю, с 1 по 7 сентября[195]. На нём наш герой не выступал, в президиуме не сидел, зато в кулуарах много общался с председателем съезда Григорием Зиновьевым, «почетным членом президиума» Карлом Радеком и полпредом РСФСР в Персии Шалвой Элиавой.
По возвращении в Тифлис 8 сентября включил радиоприемник послушать Москву. Передавали ноту Советского правительства к правительству Польши от 6 сентября: «В состав делегации, представляющей Российскую и Украинскую Союзные Республики, будут входить её глава Адольф Абрамович Иоффе… народный комиссар сельского хозяйства Украины Дмитрий Захарович Мануильский, член коллегии народного комиссариата финансов России Леонид Леонидович Оболенский, к которым несколько позже присоединится представитель России в Грузии Сергей Миронович Киров»[196].
Черновик телеграммы С.М. Кирова Г.К. Орджоникидзе с просьбой связаться с Москвой и выяснить причину нового дипломатического назначения, 8 сентября 1920 г. [РГАСПИ]
Телеграфная лента переговоров Г.К Орджоникидзе с Москвой, 8 сентября 1920 г. [РГАСПИ]
Даже у постороннего упоминание Кирова не может не вызвать недоумение. При чем здесь советский полпред в Грузии, хорошо известный на Северном Кавказе, в Закавказье, но абсолютно незнакомый полякам, украинцам и белорусам? Чем он посодействует заключению мирных соглашений? Наш герой и сам был обескуражен. «Совершенно не знаю, в чем тут дело… Очень хотел бы знать мотивы этого решения», – напишет полпред 9 сентября Чичерину. А это из письма Е.Д. Стасовой: «Все я ожидал, но только не этого. Что мне Польша, и что я ей? Послал Чичерину телеграмму с просьбой разъяснить, что это значит. В ответ
