Сергей Киров. Несбывшаяся надежда вождя - Константин Анатольевич Писаренко
Дипломатический паспорт члена советской делегации на переговорах с Польшей С.М. Кирова, 29 сентября 1920 г. [РГАСПИ]
«В чем тут дело», Сергей Миронович, похоже, догадался довольно быстро. В Москве 28 сентября у него состоялся откровенный разговор с Лениным, и предсовнаркома в конце концов сдался. «Ильич находит, что я должен скорее вернуться из Риги и ехать работать на Кавказ, где ты… также должен, безусловно, остаться», – сообщил Киров тем же вечером Орджоникидзе. Вовсе отменить вояж в Ригу Ленин не мог. Делегация заявлена, и во избежание разных инсинуаций Кирову придется посетить столицу Латвийской республики, присутствовать в экспертных комиссиях, участвовать в совещаниях в гостинице «Бельвю» (резиденции советского посольства) и, естественно, на церемонии подписания 12 октября «прелиминариев», документа с предварительным перечнем статей будущего мирного трактата между РСФСР, УССР и Польшей.
Подписание прелиминарного договора о мире с Польшей, 12 октября 1920 г. Киров сидит за столом (пятый слева). [РГАСПИ]
Миронычу не терпелось покинуть Ригу, где он пробыл с 4 по 13 октября 1920 года. Затем сел в поезд и через погранпост в Себеже 14 октября вернулся в Россию. А там Оргбюро ещё 1 октября признало «желательным возвращение т. Кирова в Терскую область с рекомендацией на пост председателя облревкома»[197].
2. «Дочь Кирова»
Именно так американская журналистка Элла Уинтер назвала вторую часть своего репортажа «Советские героини» в февральском номере журнала «Советская Россия сегодня» за 1945 год.
«…Она дочь Сергея Кирова, застреленного в Ленинграде в 1934 году.
Евгения Сергеевна Кострикова – невысокая, стройная блондинка двадцати двух лет. У нее три награды за отличную службу. До войны она училась на инженера. В 1942 году стала младшим лейтенантом и командиром танка». Репортер встретилась с девушкой в Москве и побеседовала с ней. В основном, понятно, вопросы касались её боевого пути – танковых сражений под Курском, на Днепре, под Уманью и Вильно. Но кое-что корреспондент узнала и о прежней жизни своей героини: «Я спросила о детстве. Она была ленинградкой, любила заниматься спортом, верховой ездой и легкой атлетикой. Однако ей также нравилась опера и чтение Шекспира, Свифта, Скотта. «Квентин Дорвард», «Талисман» и «Айвенго» – самые любимые книги. Она любила Лермонтова, Пушкина, Толстого. Дневник, что она завела в четырнадцать лет, сгорел в танке».
У Евгении Костриковой три правительственные награды: орден Красной Звезды, орден Отечественной войны I степени и медаль «За отвагу». «За подбитые германские танки», – пояснила читателям автор репортажа. Но это не так. Медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды военфельдшер 54‐го гвардейского танкового полка 5‐го гвардейского мехкорпуса Е.С. Кострикова получила в 1943 году за спасение раненых танкистов и лишь орден Отечественной войны – за службу «в должности офицера связи оперативного отдела» «штаба 6‐й гвардейской танковой армии», то есть в качестве командира танка. Танкистом она стала по окончании Казанского танкового училища в 1944 году. В наградных документах указан год рождения Евгении. В одних – 1920-й, в других – 1921-й, место рождения – Владикавказ. Однополчанам гвардии старший лейтенант, затем капитан поведала, что отец весной 1920 года познакомился с ее матерью в Баку, женился. Вскоре после родов женщина заболела и умерла, а девочку Киров… пристроил в интернат. Почему? Его вторая жена, Мария Маркус, отказалась принять и воспитывать малышку. Хотя сама так и не родила, а детей иметь хотела.
Итак, кто мать, неизвестно, отец скрыл от дочери имя и фамилию. Некая бакинка… Мария Львовна, по натуре вроде бы добрая, любившая нашего героя самозабвенно, категорически не пожелала жить рядом с дочерью Кирова от случайной связи. От случайной ли?! Между прочим, в Баку Киров провел первую половину мая 1920 года. Вторую половину находился в Москве.
Письмо С.М. Кирова Н.Г. Серебренниковой из Астрахани, 9 декабря 1919 г. [РГАСПИ]
А теперь процитируем несколько писем Сергея Мироновича.
9 декабря 1919 года: «Письма Ваши (два) получил. Большое спасибо. Удовольствие… огромное. Жаль, что мало пишите о себе. О Ваших настроениях можно только догадываться… Вы совершенно напрасно сетуете на то, что до сего времени не мог быть в Москву. Пустяки дело! [Вы бы] знали, как мне надоела Астрахань – проклятый город!.. Все делал к тому, чтобы вырваться отсюда, но, увы, ничего не выходит… Очень хотелось попасть на Съезд, но и это сорвалось… Во всяком случае, надежды не теряю побывать в Москве, и уверен, что в ближайшее время это удастся сделать… Но пока постарайтесь чиркнуть хотя несколько слов… Пользуюсь случаем послать кое-что продовольственного. Простите, что мало».
18 февраля 1920 года: «Вы не можете себе представить, что значит не иметь ни одной свободной минуты. Только что вернулся с фронта и через несколько часов опять еду, на этот раз под Ставрополь, который мы должны взять на днях. Работы – миллион! Отдохнуть некогда. Москва? Как я хотел побывать в Москве, но, увы, не везет. Главное затруднение – плохой транспорт. Нужно слишком много времени, чтобы проехать туда и обратно… Как хочется поделиться с Вами впечатлениями, от которых переполнилось все. Ну и времечко переживаем. Вы в Москве, мне кажется, многого не чувствуете, а на арене борьбы – великолепно! Об одном Вас очень прошу: напишите подробнее о себе, а не так как Вы это делаете – в двух словах. Надежды не теряю увидеться с Вами… Послал я Вам письмо с т. Сергеевым. Это было месяца два тому назад. Не знаю, получили ли. Товарищ, который передаст Вам это письмо, вернется обратно. Напишите с ним обязательно. Пока. Всего Вам лучшего!.. Не сердитесь, что мало пишу. Ей-богу, нет ни минуты…»
11 марта 1920 года: «Случайно оказалась оказия в Москву. Теперь это бывает очень редко. Спешу воспользоваться ею. Прежде всего, очень огорчен тем, что давно ни звука не слышно от Вас. Это меня плотно беспокоит. Стараюсь объяснить это тем, что не с кем послать Вам. И только это успокаивает.
Очевидно, скоро все-таки встретимся. Любопытно будет!.. Записались ли Вы в партию? Необходимо это сделать… Но все это не то. Главное, абсолютная необходимость повидаться с Вами. А как это сделать? Очевидно, раньше покорения Кавказа это не удастся… дня через 2–3 вылетаю на аэроплане (!), как самом скором средстве передвижения в Ставрополь. Пустяки прогулка, не правда ли?..»
28 июня 1920 года: «Как нелепо состоялся наш отъезд из Москвы. Оказалось, что наши вагоны прицепили к другому поезду, и все расстроилось… я… теперь под небом «пламенной Колхиды»… Очень
