Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола
А д е л а. Папа, что ты так разволновался?
К о р о л ь. К тому же я, простите, больной человек. У меня распадаются красные кровяные тельца. А это… это… наглость!
Г р а ф Р и х а р д.
О сын мой, вижу, мы не ко двору.
Придется, видно, этот дом покинуть.
Маркиза Сильвия… Вот, кстати, и она!
Входят м а р к и з а С и л ь в и я и П е т е р.
П е т е р. …даю пасс левому крайнему, коротким шпуртом прохожу в угол, оттуда — в центр, вхожу в штрафную площадку, обвожу бека и бью… Вратарь бросается на мяч… да где там… и мы уже ведем, один — ноль! Что скажете?
М а р к и з а С и л ь в и я. Ваше величество…
К о р о л ь. Кто вы, уважаемая?
Г р а ф А л ь ф р е д (представляет).
Маркиза Сильвия из Пурпурного Оклимона.
К о р о л ь. Ну, знаете, с меня довольно! Это… это…
Вваливается п о э т, размахивая листами бумаги.
П о э т. Стихи! Стихи! (Трясет листами.) Стихи! Стихи! Стихи!
К о р о л ь. Какие еще стихи?
П о э т. Мои. Мои стихи! Рому! Рому сюда!
К о р о л ь. Не стоит из-за этого так расстраиваться. Дело поправимое.
П о э т. Тихо! Тихо! Ради всего святого — тихо! Извольте сесть. По общему желанию соизволяю прочесть свои новые стихи.
П е т е р. О господи!
Р о з а л и я. Тсс! Петер! Разумеется, мы все внимание. Ждем, мэтр!
П о э т (декламирует).
Черный конь скачет по розовой вселенной,
искрами из-под копыт зажигает звезды,
тебя в природе нет, и все ж ты есть.
О радуга, напившаяся крови, ты спишь?
На лезвия ножей вступила тишина,
плач Апокалипсиса в небосвод впитался,
куда же ты бредешь, безногий путник?
Но кровью харкает прекраснейшая роза,
а облака болеют скарлатиной.
О радуга, напившаяся крови, ты спишь?
Ты тащишься в полуночной тьме, о день,
и слышишь хохот заживо гниющих.
Ты, свет, для них стал тьмой —
тебя им застит призрачный рассудок.
Ты в ливне смеха солнце породил —
и кровь твоя им в мозг застывший каплет…
Ты их лишил всего, но дал им скрипку.
О радуга, напившаяся крови, ты спишь?
По лугу мертвому живые ноги ходят,
в личинке гусеницы гений ждет рожденья.
О мэтр, да ниспошлет тебе господь благословенье.
Твой скромный ученик тебя здесь ждет.
Бурные аплодисменты.
Р о з а л и я. Феноменально. Восхитительно. О мэтр, вы великий поэт!
Все поздравляют поэта.
К о р о л ь. Это действительно настоящее искусство.
П о э т. О, о, о, о, о, о!
П е т е р. Что с вами?
П о э т (бегает от одного к другому). У, у, у, у, у!
П е т е р. Коньячку?
П о э т. В вашем теле нет души. В нем только бочка с алкоголем. Рому, пожалуйста.
Г р а ф А л ь ф р е д (кладет поэту руку на плечо).
Вы, сударь, оскорбили короля.
И умереть должны…
(Бросает ему в лицо перчатку.)
К о р о л ь. Нет, увольте, сыт по горло! Я еще не пал так низко, чтобы издевались над моей семьей!
Г р а ф Р и х а р д.
Ваше величество и высочайший двор,
мы удалимся! Шпагу, Барнабаш!
Б а р н а б а ш. П-п-п-п…
Г р а ф Р и х а р д.
Ах да… Она при мне! К чему так много слов?
П е т е р. Uno momento![19] Папа, кто рассылал приглашения?
К о р о л ь. Рыло.
П е т е р. А где он?
К о р о л ь. Я его выгнал.
П е т е р. Ты знаешь, кому он послал приглашения?
К о р о л ь. Знаю!.. Ой-ой-ой! Да ведь он…
Р о з а л и я, А д е л а и П е т е р (вместе). Что такое?
К о р о л ь. Ведь он пригласил и дипломатический корпус!
Р о з а л и я. Аристид! Ради всего святого, Аристид! Аристид!! Это наверняка какой-нибудь посол со своей свитой! Аристид! Какой позор! Ах, я этого не переживу! (Вслед уходящим.) Прошу вас, обождите. Мой муж чуточку нездоров… вы простите его, правда же?
П е т е р. Ясное дело! Не будем придавать этому значения.
Г р а ф Р и х а р д.
Таков, ваше величество, приказ?
П е т е р. Я не могу вам приказывать… но все равно! Останьтесь!
К о р о л ь (в отчаянии). Почему они называют его величеством? Я этого не вынесу. Меня хватит удар.
Р о з а л и я. Тихо!.. (Маркизе Сильвии.) Останьтесь, моя дорогая, и вы, граф Рихард, и вы, господин Альфред, — мы рады вас видеть. Вы ведь и сами знаете, как я вас ценю, милый граф.
Г р а ф Р и х а р д.
Желанье короля для нас священно.
К о р о л ь. Это просто кошмар. Он смеется над нами.
Р о з а л и я. А теперь прошу вас, граф, сопровождать меня к столу. Нас ждет скромное угощение.
Г р а ф Р и х а р д (с низким поклоном).
О, ваша милость!
(Предлагает ей руку.)
Она опирается на его руку, и оба направляются к двери.
Р о з а л и я (через плечо). Аристид!
К о р о л ь (удрученно). Иду, иду! (Уходит за ними.)
За сценой раздаются вступительные аккорды, вальса из «Кавалера роз»{91} в джазовой обработке.
П е т е р. Да, я хочу досказать! После вбрасывания получаю мяч…
А д е л а. Ах, Петер! Маркизе это вовсе не интересно. Давайте лучше танцевать.
П е т е р. Пошли!
А д е л а. Нет, будем танцевать здесь! Тут уютнее.
Г р а ф А л ь ф р е д.
Что может лучше быть уединенья…
С такой прелестной дамой…
А д е л а (прикрывает ему рот ладонью). Молчите, мой кавалер.
Танцуют.
П е т е р. Давайте, маркиза, станцуем вальсик. Потом я доскажу вам про футбол.
А д е л а. Петер!
П е т е р. Ну, что тебе еще? Кого не интересует футбол, тот человек отживший. Разве я не прав, маркиза? Вам нравится футбол?
М а р к и з а С и л ь в и я.
О добрый мой король, здесь так чудесно!
Играет музыка, и мы живем!
Все танцуют.
З а н а в е с.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Терраса. Музыканты спят. Близится утро. Последние отзвуки бала.
Б а р н а б а ш стоит в той же позе, что на картине в прологе, в руке — меч. Похрапывая, спит.
И е р о н и м поднимается на террасу, хочет заняться уборкой, вдруг слышит храп.
И е р о н и м. Кто тут? Кто тут, спрашиваю? Опять кто-нибудь перебрал. Я же говорю: чем человек богаче, тем больше похож на скотину. (Увидев Барнабаша.) Черт возьми… ну и ну… (Обходит вокруг него и разглядывает.) Простите, вы кто?.. Вот уж не думал, что можно так спать.
