Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола
К о р о л ь. Не болтайте, пожалуйста, чушь. Какой похититель картин станет вырезать из полотна фигуры?
И е р о н и м. Пан генеральный директор, но это правда. А в пыли на полу я обнаружил следы.
К о р о л ь. Какие еще следы?
И е р о н и м. Человеческие.
К о р о л ь. Ясно, что человеческие, но какие?
И е р о н и м. Говорю — человеческие!
К о р о л ь (отирает пот). Просто невероятно, как стало трудно находить с людьми общий язык! Сколько там этих следов.
И е р о н и м. Много.
К о р о л ь. Ага!
И е р о н и м. Трое мужских и один женский.
К о р о л ь. Выходит, всего четыре следа.
И е р о н и м. Нет, много.
К о р о л ь. Вот дьявольщина. Вы же сами только что сказали, что там три мужских следа и один женский.
И е р о н и м. Ну да. Много следов, оставленных тремя мужчинами и одной женщиной.
К о р о л ь (размышляет). Трое мужчин и одна женщина… Господи… ну конечно… ясное дело… я же говорил… это они!
И е р о н и м. Кто?
К о р о л ь. Те знатные господа, что пришли сюда посмеяться над нами.
И е р о н и м. Вполне возможно.
К о р о л ь. Мой секретарь еще тут?
И е р о н и м. Да. Собирает вещи.
К о р о л ь. Пошлите его ко мне.
И е р о н и м. Сию минутку, пан генеральный директор. (Уходит.)
К о р о л ь. Что за жизнь! Мало мне кровяных телец. Ведь сейчас их распалось не меньше дюжины. А мои нервы! Мои нервы! Сплошные заботы!! И никакой благодарности. Надрываешься, как ломовая лошадь, всего себя отдаешь семье, а «спасиба» не дождешься. Хоть бы детей сбыть с рук! Ведь это только говорится: взрослые! А разума — ни на полушку! Современная молодежь наберется ума, лишь когда он уже не будет нужен.
Входит Р о з а л и я.
Р о з а л и я. Нельзя так вести себя с гостями, Аристид! Порой ты разговариваешь, точно конюх. Хорошо, что я застала тебя одного. Хоть все тебе выложу.
К о р о л ь. Ты думаешь, конюх не может сказать ничего путного?
Р о з а л и я. Тон, Аристид, главное — тон!
К о р о л ь. Ну конечно — тон! Ведь это порой единственное, чем культурный человек отличается от конюха.
Р о з а л и я. Аристид, я не желаю слышать твоих грубостей!
К о р о л ь. Если бы я мог перечислить тебе все, чего я не желаю, моя милая!
Р о з а л и я. Не забывай, Аристид, я была воспитана в английском благородном пансионе и знаю, как себя вести.
К о р о л ь. Интересно, почему именно девицы из пансиона лучше всех знают, как себя вести. Вас там учили приглашать в дом посторонних людей, о которых никто понятия не имеет, кто они и откуда?
Р о з а л и я. Не тебе меня учить приличиям. Что ты можешь знать о дипломатах!
К о р о л ь. Я знаю одно — эти дипломаты смеются над нами. Ну разве ж не издевательство называть Петера «величеством»?
Р о з а л и я. Боже, до чего ты туп!
К о р о л ь. Я — туп?
Р о з а л и я. Если б только это!
К о р о л ь. Что ты имеешь в виду?
Р о з а л и я. Ты даже не замечаешь — я в расцвете лет и тоже имею кое-какие права! А ты ничего не желаешь видеть! Ты обратил внимание, как разговаривал со мной граф? Нет? Как он за мной ухаживал… А у тебя в голове одни прибыли! Боже, зачем я испортила свою жизнь! Ах, граф Рихард — единственный, кто меня понимает!
К о р о л ь. Ты серьезно?
Р о з а л и я. Разве я не так же красива, как прежде?
К о р о л ь. Чего нет, того нет.
Р о з а л и я. Аристид!
К о р о л ь. Милая моя, тот, у кого взрослые дети, должен примириться с мыслью, что стареет.
Р о з а л и я. Но к тебе это не относится, правда? Думаешь, я не знаю, зачем ты ходишь на каждую новую оперетку?
К о р о л ь. Дорогая, нужно поддерживать развитие культуры. Бери пример с высокопоставленных политических деятелей.
Р о з а л и я. Только у вашей культуры почему-то должны быть голые ноги, не так ли? Конечно, ты можешь себе это позволить, ты ведь в самом соку. А я — я старею!
К о р о л ь. Милая Розалия, мужчина во многих отношениях отличается от женщины. Мужчина привлекателен вплоть до последнего дыхания. Вот в чем его основное отличие. Ваше очарование ослепительнее, зато наше дольше выдерживает.
Р о з а л и я. Как ты груб, Аристид!
К о р о л ь. Зачем скрывать правду!
Р о з а л и я. А я тебя до сих пор любила. Но теперь ты показал мне всю свою низость, весь цинизм. (Уходит.)
К о р о л ь. Вот вам — низость и цинизм! Правда в супружестве, как и в политике, до добра не доведет. Так разговаривать с больным человеком, у которого, nota bene[21], распадаются красные кровяные тельца! И пускай мне не рассказывают, что это дипломаты. Уверяю вас, если кто-то рассыпается в любезностях да еще ухаживает за пожилыми дамами, так он либо по уши в долгах, либо мошенник. Порядочный человек не станет паясничать. Но ясное дело, меня никто слушать не желает. Я кормлю всю семью, с утра до ночи не разгибаю спины, лишь бы обеспечить ей безбедное существование, надрываю здоровье — и в результате одна неблагодарность. Дни мои сочтены. У меня распадаются красные кровяные тельца. А нервы! Мои нервы!
Входит Р ы л о.
Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, ваши нервы. Чем могу служить, пан генеральный директор? Добрый день, пусть он будет счастливым и веселым, пан генеральный директор.
К о р о л ь. Вы уже тут?
Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, я уже тут.
К о р о л ь. Вы разослали на сегодня, вернее, на вчера все приглашения?
Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, я разослал на сегодня, вернее, на вчера все приглашения.
К о р о л ь (утирает пот). А дипломатический корпус вы тоже пригласили?
Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, дипломатический корпус я тоже пригласил. (Утирает пот.)
К о р о л ь. Не помните, позвали вы некого графа Рихарда из Святой Амелии?
Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, не помню.
К о р о л ь. Святые угодники!
Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, святые угодники…
К о р о л ь. Замолчите! Позвоните по телефону и выясните в посольствах, не представляет ли какую-нибудь страну граф Рихард из Святой Амелии. Повторите!
Р ы л о. Позвоню по телефону, пан генеральный директор, и выясню в посольствах, пан генеральный директор, не представляет ли пан генеральный директор… пан генеральный директор…
К о р о л ь. Сейчас меня хватит удар!
Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, сейчас вас хватит удар.
К о р о л ь (кричит). Вон!!!
Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, вон. (Идет к выходу.)
К о р о л ь. Это ужасно! (Кричит вслед Рылу.) Постойте! Нужно дать вам номера телефонов. Я иду с вами.
Р ы л о (остановившись). Вот именно, пан…
К о р о л ь (орет). Молчать!!!
Р ы л о (невозмутимо). Вот именно, пан генеральный директор, молчать.
К о р о л ь. Я… (Сокрушенно махнув рукой.) Пошли!
Уходя, сталкиваются с м а р к и з о й С и л ь в и е й, г р а ф о м Р и х а р д о м и г р а ф о м А л ь ф р е д о м.
Те удивленно разглядывают Рыло, одетого в модный дорожный костюм. Дворяне застывают в глубоком поклоне, К о р о л ь и Р ы л о кланяются столь же низко и уходят.
Г р а ф Р и х а р д.
Молчу, молчу. Но если сей наряд
хоть капельку достоин дворянина —
пусть я