Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола
В моем бокале места нет рыданьям,
в нем только радость вечная поет.
Вино, вино, хвала тебе и слава!
В с е (поют).
Пусть растет виноград,
золотой и пурпурный,
пусть все ангелы пьют
и святые на небе
и молитвы вину
вдохновенно слагают.
Пьют.
Г р а ф А л ь ф р е д.
Король великий, дамы, господа!
Искусство — тоже неплохая вещь,
но все ж прекрасней терпкое вино.
Порой искусство ползает в пыли
и словно раб покорный пятки лижет,
фальшивой видимостью ложь скрывая.
А эта чаша золотистой влаги
внушает нам ту искреннюю смелость,
с которой правду миру говорят.
О, если б это делало искусство!
Вино, вино, хвала тебе и слава!
В с е (поют).
Пусть растет виноград,
золотой и пурпурный,
пусть все ангелы пьют
и святые на небе
и молитвы вину
вдохновенно слагают.
Пьют.
Г р а ф А л ь ф р е д.
И если песнь моя порою неискусна,
виной — вино, сковавшее язык.
(Кланяется и садится.)
Аплодисменты.
К о р о л ь. Это у вас неплохо получилось!
П о э т. Я протестую против одного — вы отдаете предпочтение вину перед более крепкими напитками.
П е т е р. Перед такими, например, как ром.
Р о з а л и я. Воздайте хвалу алкоголю — и мужчина достанет вам звезду с неба.
К о р о л ь (растроганный). Благородная Розалия, быть мужчиной — не такая легкая вещь. Удел мужчины трагичен. Все на свете против нас, лишь алкоголь никогда нам не изменит.
Р о з а л и я. Прошу вас, угощайтесь, угощайтесь!
К о р о л ь. Иероним, налей!
П о э т. Мне чистого рому. Это вдохновляет. Ром…
Г р а ф Р и х а р д (поднимает бокал, со звоном ударяя перстнем о хрусталь).
Ваше величество…
П е т е р. Картина вторая. Занавес поднимается.
А д е л а. Мне сегодня чудо как весело!
Р о з а л и я. И прошу вас, угощайтесь, угощайтесь!
Г р а ф Р и х а р д.
Ваше величество…
П е т е р. Сильвия, налейте мне коньяку. Все время подливайте мне коньяку. И пускай меня зовут хоть казачьим атаманом. Мне уже наплевать! Музыка!!
Г р а ф Р и х а р д.
Я стар уже, я дряхлый человек.
Я поседел на службе королевской.
И это на слова дает мне право,
с которыми, хочу я обратиться
к великому и мудрому владыке.
О мой король! Превратны наши судьбы.
Победа нынче — завтра пораженье.
Сегодня чернь тебя боготворит —
а завтра проклинать нещадно будет.
Ее приязнь, как женская любовь,
капризна и непостоянна.
Так слушай же, король, я дам совет!
Толпу, как женщину, склоняй к любви,
предстать пред ней старайся в лучшем свете,
будь щедр на комплименты и признанья,
осыпать милостями обещай —
ведь от посулов ты не обеднеешь.
П е т е р. Да вы порядочный пройдоха, почтенный!
Р о з а л и я. Ах, сударь, вы, право же, вероломны! (Остальным.) Прошу вас, угощайтесь, угощайтесь!
Г р а ф Р и х а р д.
Теперь же будь внимателен вдвойне
к моим словам. И, укрепив свой трон,
будь милостив, но в меру, как с женою,
разумен, — но и тут не чересчур —
за признак старости сочтут чрезмерный ум.
Вся мудрость в том, чтоб угождать капризам.
К о р о л ь. Ваше здоровье! Сразу видно женатого человека.
Р о з а л и я. Аристид!
П е т е р. Вы могли бы хоть сейчас стать редактором.
Г р а ф Р и х а р д.
Еще один совет, о мой король.
Надеюсь я, сиятельная мудрость
простит мне несколько отважных слов.
Кто слушает советы — тот сильнее,
чем тот, кто все решает в одиночку.
Так будь здоров, и бог тебя храни.
П е т е р. В конце концов, почему бы нам и не присоединиться к этому тосту? В ваших словах, право, что-то есть.
Р о з а л и я. Мы, женщины, за подобные нападки на слабый пол пить не будем.
А д е л а. Предлагаю: пусть одна из нас им за это отомстит. А поскольку сама я таким старинным, слогом изъясняться не умею, пускай за всех нас выскажется Сильвия. Идет?
Р о з а л и я. И без пауз, пожалуйста. С мужчинами можно разговаривать, лишь когда не даешь им рта раскрыть.
Г р а ф А л ь ф р е д.
К чему вам, дамы, обсуждать мужчин?
Они ведь для того и есть на свете,
чтоб женщина не оставалась девой.
М а р к и з а С и л ь в и я.
Но, милый граф, теперь за нами слово.
Я вспоминаю старую легенду,
которая наш спор легко решит.
Когда творец, вселенную создав,
взгляд обратил на дело рук своих,
на птичек, на зверушек, на цветы,
на горы, на луга и на потоки,
на ветер, звезды, солнце и на твердь, —
он всюду замечал несовершенство,
изъяны, неполадки, недоделки.
Не все пернатые умеют петь,
не все зверье лесное безопасно,
в прекраснейших цветах таится яд.
П е т е р. Я сгораю от любопытства, какой во всем этом смысл.
А д е л а. Тсс! Мужчины лишены слова.
М а р к и з а С и л ь в и я.
Вода в реке грязна и холодна,
а ветер все ломает, рвет и мечет…
И мудрый бог сказал себе тогда:
коль в мире зло разбросано повсюду,
его всего труднее одолеть.
И зло решил собрать он воедино:
взял грязь и холод у текущих рек,
яд — у цветов, и хищный нрав зверей,
и карканье — у безголосых птиц,
и дикость ветра — все в одно вложил,
чтоб видеть воплощенье зла живое.
Вот как всевышний сотворил мужчину.
А д е л а. У мужчин имеются возраженья?
П е т е р. Со всей ответственностью заявляю: с начала и до конца все это — чистая выдумка.
Р о з а л и я. Дорогой сын, словами делу не поможешь!
К о р о л ь. Но постойте! Если господь бог все зло вложил в мужчину, почему еще остались ядовитые цветы, грязные реки и тому подобное? Что-то у вас, мадемуазель, не сходится!
П е т е р. По-моему, тут снова было доказано, что женщина лишь тогда находчива и остроумна, когда молчит.
Р о з а л и я. Петер!
Г р а ф А л ь ф р е д.
