Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола
Г р а ф Р и х а р д.
Ах, госпожа моя, не беспокойтесь.
Для нас и ночь как день. Дорогу знаем.
А д е л а. Куда?
Г р а ф Р и х а р д.
Всего лишь в библиотеку, увы!
Вдали слышен гром.
П е т е р. Опять он за свое! Дружище, не порите чушь. Радуйтесь, что мы поможем вам убраться отсюда подобру-поздорову. Да и гроза снова надвигается. Мадемуазель Сильвия, будьте хоть вы благоразумны.
М а р к и з а С и л ь в и я.
Покойникам охрана не нужна.
П е т е р. И вы туда же?!
М а р к и з а С и л ь в и я.
Не понимаю вас…
П е т е р. Тоже уверяете, что вы давно умерли?
М а р к и з а С и л ь в и я.
Увы, мой Петер, как это ни жаль…
П е т е р. Не надо было пускать вас в замок…
Гром и молния.
А д е л а. Не будем говорить о мертвецах. Я боюсь. Серьезно. Пошли отсюда. Снова начинается дождь.
Г р а ф Р и х а р д.
Да, да, уж поздно. Нам пора идти.
Но перед тем мне выразить позвольте
вам, милостивая, и вам, мой друг,
сердечнейшую нашу благодарность.
Когда вернемся мы туда, где были,
наш сон преобразят воспоминанья
о вашей красоте, о госпожа.
(Петеру.)
О вашей смелости и добром сердце.
Г р а ф А л ь ф р е д.
А я прошу вас, госпожа, на память
возьмите это скромное колечко.
Пускай оно вам обо мне напомнит
и за меня вам пальчик обоймет…
А д е л а (тихо). Можете меня поцеловать.
Г р а ф А л ь ф р е д.
О госпожа моя, желаю счастья.
В вечерние часы, после заката,
когда прекраснейшие ваши очи
смежаться будут, словно крылья птицы,
вам буду сказки на ушко шептать.
Нет, вечны короли и королевы!
Что за любовь — без голубой мечты!
А вы — моя прелестная принцесса…
(Нежно ее целует.)
А д е л а (идет за ним по дорожке; потом, опершись плечом о стену беседки, машет ему вслед). Прощайте, мой граф…
П е т е р. Останьтесь, Сильвия.
М а р к и з а С и л ь в и я.
Нет, не могу… хотя… не знаю, право…
(Кивком головы указывает на Барнабаша.)
Барнабаш берет канделябры, в обрамлении свечей его лицо снова кажется страшной маской; низко кланяется, отходит в сторону и ждет.
Гром и молния.
П е т е р. Не уходите, Сильвия!
М а р к и з а С и л ь в и я.
Всегда вас буду ждать — и знаю, что дождусь.
Жизнь, мой любимый, — лишь частица жизни.
(Уходит.)
П е т е р. Моя маленькая Сильвия…
М а р к и з а С и л ь в и я (обернувшись, нежно).
Великий мой король…
З а н а в е с.
ЭПИЛОГ
Декорация пролога.
Г р а ф Р и х а р д.
О возвращение из жизни в смерть!
Никто не может в наши сны ворваться.
Я знаю, парадокс похож на правду:
кто одинок — лишь у того друзья.
Раздумья — прочь! Мы будем веселиться!
Скорее, Барнабаш, неси вино!
Г р а ф А л ь ф р е д.
Вино, вино… И ничего иного!
Как утомительна подобная веселость!
Когда вокруг тебя одни улыбки,
плач кажется прекраснее вдвойне.
Г р а ф Р и х а р д.
Тот ошибается, кто прошлое отринет.
Кто лишь сажает, но не хочет ждать, —
поверьте, урожая не дождется.
Вся жизнь — лишь в прошлом, в настоящем — смерть.
Я пил всю жизнь и после смерти пью.
Вот принцип, на котором я стою.
Г р а ф А л ь ф р е д (берет свой старинный музыкальный инструмент, играет мелодию из пролога).
Гармонии, поэзии, мелодий
сейчас недостает все больше людям.
На свете явная в поэтах недостача,
но даже тех, кто есть, не замечают.
Мир ныне служит крови, не душе.
Лишь то имеет вес, в глаза всем лезет,
усиленно работает локтями,
что легковесно, глупо и бездушно.
Г р а ф Р и х а р д (с иронией).
Всегда бывает больше дураков,
где люди им готовы поклоняться.
М а р к и з а С и л ь в и я.
Пари вы проиграли, милый граф.
Г р а ф А л ь ф р е д (продолжая музицировать).
Не знаю, хорошо это иль плохо,
что нету больше в мире королей?
Куда нас вел возлюбленный монарх?
Он жертвовал людьми во имя славы.
А сколько совершалось преступлений!
Любимец короля, став слишком сильным,
всходил на эшафот по воле друга.
Лишь те могли спокойно жить и спать,
кто пятки королю привык лизать!
А часто и ума недоставало
владыкам нашим. Нет, прекрасен мир,
который сбросил с тронов королей!
Г р а ф Р и х а р д (с иронией).
Да здравствует прекрасный этот мир!
Пью за него!
Г р а ф А л ь ф р е д.
Вам хорошо известно:
нередко родовитый дворянин
годами жил в изгнании и бога
молил о смерти злого самодержца,
чтобы опять в отечество вернуться.
О нет, эпоха грозных государей
так часто руки обагряла кровью,
что буду я твердить: прекрасен мир,
который сбросил с тронов королей.
Г р а ф Р и х а р д (с иронией).
Да здравствует прекрасный этот мир!
Пью за него!
М а р к и з а С и л ь в и я.
Мой граф… я опасаюсь…
Г р а ф Р и х а р д.
Что я сегодня слишком захмелею?
Но опьянение — всего лишь маска,
в которой мы являемся на сцену!
И не всегда судить ты должен трезво,
когда прослыть не хочешь малодушным.
На свете так немного трезвых, право!
Одни любовью пьяны, а иные
опьянены враждой иль жаждой власти…
О дорогая, изо всех, кто пьян,
я менее других другим опасен.
Г р а ф А л ь ф р е д.
