Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола
Внизу я видел странную картину:
глаз посередке, а в углу — нога,
внизу написано — Франциск Ассизский{92}.
Да, вот кому художника проклясть!
Ну как такому выйти из картины?
Б а р н а б а ш приносит вино и с поклоном подает рыцарю.
Рыцарь пьет.
Г р а ф Р и х а р д.
Вы пить умеете великолепно!
Р ы ц а р ь Г е й з а.
Да, нынешние так уже не могут.
Раз как-то…
М а р к и з а С и л ь в и я.
Рыцарь, вы не досказали…
Р ы ц а р ь Г е й з а.
Ах да… простите… так на чем же я?..
Г р а ф А л ь ф р е д.
Как сам король вам посулил свой трон.
Р ы ц а р ь Г е й з а.
Так вот. Послушайте. Вскочил я на коня
и взъехал на скалу. Как гляну — пропасть
глубокая зияет подо мной.
Конь весь дрожит и в страхе бьет копытом.
И мне не по себе, сказать по правде, —
балкон-то, вижу я, далековат,
а места для разбега не хватает.
Тут деве я пречистой помолился!
Светило солнышко, и птичий хор гремел,
и ветерок затих.
Я понял — на попятный не пойдешь.
Перекрестился… зрители застыли
и от меня не отрывали глаз.
Пришпорил я коня, а конь ни с места:
не хочет прыгать, на дыбы встает —
боится, видно. Я опять дал шпоры —
и прыгнул он…
(Снова берет доверху наполненный кувшин и не отрываясь пьет.)
Слушатели проявляют нетерпение.
Летел я долго.
Конь грудью напоролся на перила,
я, выбит из седла, свалился в пропасть,
там кости перебил себе изрядно
и умер раньше, чем упал мой конь.
М а р к и з а С и л ь в и я.
Ах, как ужасно! Рыцарь, вы герой!
Р ы ц а р ь Г е й з а.
Герой? Безумец! Хуже — идиот!
Когда однажды после глупой смерти
я спальню той принцессы посетил,
нашел я сучку со слугой в постели.
Болван, болван… Теперь о королях
и о принцессах не желаю слышать.
Я пью за мир, что сбросил королей!
Г р а ф Р и х а р д.
Но за кого народу умирать?
Р ы ц а р ь Г е й з а.
Найдется за кого, не беспокойтесь.
Зато теперь не надо нам трястись,
что, оскорбив величество, быть может,
всего лишь только жестом иль улыбкой,
мы в подземелье тут же угодим.
Я рад, что нету больше королей,
и пью за тех, кто нас от них избавил.
Г р а ф Р и х а р д (взрывается).
Мятежные слова мне не по нраву!
Р ы ц а р ь Г е й з а.
Я уважаю вашу верность трону,
но все-таки признайтесь, что она
небескорыстна. Избежав опалы,
вы потому столь ярый роялист,
что долгое правленье короля
вам принесло доход и процветанье.
Г р а ф Р и х а р д (выхватив шпагу).
За оскорбленье платят кровью, рыцарь.
Маркиза Сильвия успокаивает его.
Г р а ф А л ь ф р е д.
Отец мой, право, не пристало мертвым
выказывать свой гнев и раздраженье.
Что говорить? Мы все отождествляем
отчизны благо с собственным профитом.
Кто ближе к трону, тот и богатеет.
Не верю в бескорыстье блюдолизов,
как в этом ты меня ни убеждай.
А кто до хрипоты кричит повсюду,
что честен он, — вдвойне тому не верю:
прикрыть словами хочет свой позор.
Р ы ц а р ь Г е й з а.
Все короли похожи друг на друга:
умеют быстро завладеть богатством,
дабы еще быстрей его растратить!
Г р а ф Р и х а р д.
Довольно слов. Мы спорить будем вечно.
За умерших подъемлю свой бокал!
Р ы ц а р ь Г е й з а.
Согласен. Кончим спор. Пусть говорит вино.
Ведь о властях все сказано давно.
Г р а ф А л ь ф р е д (некоторое время тихо наигрывает свою старинную мелодию).
Я спор решу легко: все люди в мире
бывают двух сортов — глупцы и мудрецы.
И тех же двух сортов бывают короли.
Коли порою правят нами мудро,
так дуракам правленье не по вкусу —
и низвергают мудрого глупцы.
Когда ж правитель глуп, бунтовщики
его за глупость с трона изгоняют.
Не верят дураки, что сами глупы,
а умный — что умней его дурак.
И потому извечно так водилось:
то дураки над умными сидели,
то глупость правила. Поочередно.
Р ы ц а р ь Г е й з а.
Все истинно. Но говорил нам умный,
послушать бы, что скажут дураки.
Г р а ф Р и х а р д.
Где дураков нам взять — мы все мудры!
Р ы ц а р ь Г е й з а.
Пусть скажет Барнабаш! Он глуп, как пробка!
Г р а ф Р и х а р д.
Кто? Барнабаш? Ну, этот, верно, скажет!
Так говори, дружище, говори!
Не бойся, вот вино, возьми, напейся.
О чем захочешь — то и расскажи.
Маркиза Сильвия и граф Альфред отходят в глубь сцены.
Барнабаш тем временем пьет вино.
М а р к и з а С и л ь в и я (тихо).
И о любви нам можешь говорить.
Да кто поймет тебя? Любовь прекрасна,
владеет миллионами сердец,
но каждое из них иначе любит.
Бывает сердце пылким и огромным,
бывает мизерным… Так и любовь
быть может и великой и ничтожной.
Любовь есть человечность. И не терпит
жестоких слов «моя» или «владею».
Лишь тихо говорит «твоя», «бери».
Когда же люди наконец поймут:
живи они стократ мудрей и дольше,
им никогда не преступить порога —
дверь перед ними открывает смерть!
Р ы ц а р ь Г е й з а.
