Шесть дней в Бомбее - Алка Джоши

– Понятно. – Сестра нахмурилась, расцепила руки и скрестила пальцы. – Что касается второй проблемы…

Так это еще не все?

– Мне стало известно, что ты слишком много общаешься с пациентами. Немного поговорить с ними приемлемо, но у тебя есть обязанности, при которых на долгие разговоры не должно оставаться времени.

Я задохнулась. Снова Ребекка. Хотелось сказать старшей медсестре, что я разговариваю с пациентами всегда уже после того, как закончу работу. Меня что же, хотят обвинить в том, что я забыла дать кому-то лекарство? Не искупала пациента и не сменила постельное белье? Не сделала запись в медицинской карте? Я всегда по два раза проверяла, все ли в порядке. У моих больных всегда бывали чистая постель и проветренная палата. Пока всякие Ребекки размазывали сплетни, как масло на хлебе, я бинтовала раны и наводила порядок в кладовой. Никогда не опаздывала и не уходила с работы раньше времени. Что же плохого в том, что, покончив с обязанностями, я старалась подбодрить пациентов? Они же попадали к нам не в самом лучшем настроении. Разве не стоило их поддержать?

Сглотнув эти слова, я ответила:

– Если я плохо выполняю свои обязанности, буду рада, если меня поправят.

Старшая медсестра сжала губы.

– Проблема в том, что, слишком сильно вовлекаясь в дела пациентов, ты не можешь так же эффективно выполнять сестринскую работу, личное отношение влияет на твои решения. Будь ты хоть лучшей медсестрой в мире, а я и твои больные так и считаем, если коллеги перестанут доверять твоим оценкам, это станет проблемой. Я должна обращать внимание на подобные жалобы. Мне придется вычесть из твоей зарплатной ведомости два рабочих дня.

Она отвернулась, будто неохотно шла на такой шаг.

Зарплата за два дня? Но мне нужны были эти деньги! Если я хотела обеспечить маму лучшим жильем, каждая рупия была на счету. Я ведь мечтала покупать ей одежду из шелка и бархата вроде той, что она шила для других. Веки жгло от подступивших слез. Почему со мной вечно такое происходит? Мне хотелось объяснить старшей медсестре, что проблема не во мне. Я ничего не сделала Ребекке, за что ей меня ненавидеть?

Но та уже надела на нос очки:

– Вопросы есть?

Я покачала головой. Встреча закончилась.

* * *

Расстроившись из-за разговора с начальницей, я бросилась в кладовую и сжала зубами кулак, чтобы не разрыдаться. В Бомбее я старалась не вспоминать о том, что произошло в Калькутте. С тех пор как я достаточно выросла, чтобы самой ездить на велосипеде по городу, мама поручила мне развозить заказы клиентам. Случалось, ко мне приставали чокидары. Или слуги. Или пытались лапать мужья клиенток. Но когда это случилось в медучилище, я решила – хватит. Мое тело принадлежит только мне, почему мужчины думают, будто имеют на него какие-то права? Здесь, в Бомбее, в менее крупной больнице «Вадиа», все стало иначе. А может, я просто повзрослела и уже не выглядела такой беззащитной. Однако здесь у меня образовалась новая проблема. Ребекка решила портить мне жизнь. А старшая медсестра, переживая за дисциплину, стала к ней прислушиваться.

Успокоившись, я оправила форму, заново приколола шапочку и отправилась к Мире. Она снова жаловалась на боль в животе, и мне приказали колоть ей морфин чаще, но в меньших дозах. Я сразу заметила, что пациентка выглядит хуже. Она еще сильнее побледнела. Под большими глазами залегли темные круги. В плате у раковины мыл руки доктор Мишра.

– О, Филип, не уходи, – обратилась Мира к кому-то за моей спиной. – Познакомься с Соной. Помнишь ее? Я тебе о ней рассказывала.

Обернувшись, я увидела слева от двери практически слившегося со стеной джентльмена в костюме-тройке цвета слоновой кости. Он был чуть ниже доктора Мишры, но более крепкого телосложения. Волосы у него были совсем светлые, что тоже не помогало выделяться на фоне стены. Ну прямо призрак – только из плоти и крови и с дымящейся трубкой. Повинуясь Мире, он равнодушно кивнул мне.

А Мира протянула руку.

– Филип был так добр, что принес мне четыре из пяти любимых картин. Вернее, я люблю все свои картины, но эти для меня особенно важны. Кстати, мы с Амитом сейчас жутко поссорились, Сона.

Она звала доктора Мишру по имени?

Молодой врач подошел к кровати. Улыбнулся, и на подбородке ярче выступила ямочка.

– Ну… я бы не назвал это «поссорились». Скорее, не сошлись во мнениях.

Он посмотрел на Филипа, ожидая поддержки. Муж Миры с улыбкой кивнул. Его, похоже, совсем не волновало, что сам он топчется в дверях, как бедный родственник, а другой мужчина в этот момент стоит так близко к его жене, что мог бы ее поцеловать.

– Какая нравится тебе больше всех, Сона? – Мира указала подбородком на противоположную от кровати стену.

Я обернулась. У стены стояли четыре полотна. Все были выполнены в темных цветах – корица, карамель, кофе, орех. Все изображали разные сюжеты. Я выпустила руку Миры и подошла ближе. На ближайшей ко мне четыре женщины, сидя на земле, готовили к свадьбе тоненькую девушку. Самая темная укладывала ей волосы. Та, что сидела напротив, держала в руках коробку белой пудры, чтобы выбелить лицо невесте, руки которой были расписаны хной. За происходящим наблюдали две девочки, такие же темные, как та женщина, что причесывала невесту.

Я перевела взгляд на второе полотно, выполненное в оттенках корицы. Четверо подростков сидели кружком на земле, а пятый стоял перед ними. Все они были одеты в дхоти. У каждого с левого плеча через грудь на бедро спускался край белого полотна. Трое старших мальчишек собрали волосы в пучки. Мне случалось видеть таких же аскетичных брахманов, которые тихо молились за благополучие других или изучали священные писания, сидя вдоль Ожерелья Королевы – набережной, огибавшей залив Бэк-Бэй. Лоб среднего мальчика, самого светлого, был раскрашен длинными тилаками. Должно быть, он выступал для других мальчишек учителем.

Мира шепотом произнесла за моей спиной:

– Эти отметины на лбу меня просто завораживают.

Обернувшись, я увидела, что доктор Мишра стоит, сложив руки на груди и наклонившись к ней, словно они пришли в музей на выставку и обсуждают представленные там полотна.

– Мира, вы знаете, что они олицетворяют бога Нараяна и Лакшми?

Он тоже звал ее по имени? Выходит, они подружились? Неужели, когда меня не было рядом, Мира брала за руку доктора Мишру? Меня охватила ревность. Такое случалось редко, я удивилась и вспыхнула, стыдясь самой себя. Разве они не имеют права дружить? Врачи часто после лечения общаются с пациентами, что здесь