За кулисами в Турине (СИ) - Зубков Алексей Вячеславович

Монахи рассмеялись.

— Потом прямо в церкви будем пить вино и играть в кости и в карты, а дамы с первого этажа нам станцуют. Только чур по углам не срать и не блевать!

— Баб бы побольше, — вздохнул один из монахов, — Их же там две на всех.

— Порвут, — сказал брат Николя, — Вот точно порвут. Не удержу.

— Решим, — твердо ответил приор, — Время есть, я все порешаю. Бабы будут.

— Еее!

— Только сами не палитесь. Нужна будет помощь, я сам выберу кого надо.

— В послушание по ловле баб!

Мятый незаметно затесался в задний ряд и подслушивал.

— Тихо все! — скомандовал отец Жерар, — Николя, раздай лещей, чтобы не лыбились по-грешному. Построились.

Мятый попытался незаметно исчезнуть, но не успел. Брат Николя ухватил его за сутану, брат Ручка упал на землю и схватил на ногу, и еще пара монахов уперли Мятому в спину и в живот откуда-то взявшиеся ножи.

— Тссс! — Жерар через плечо оглянулся на кузню. Там с раннего утра что-то щелкало и шипело, но дверь оставалась открытой, в отличие от вчерашнего.

— Отец Жерар, вы что! — шепотом взмолился Мятый, — Я же свой, из арестантов.

— От арестантов тюрьмы ломятся, а верных людей я каждого штучно отбираю, — ответил Жерар, — Ты зачем подслушивал? Наши шутки, знаешь, не для тех, кто буквально все понимает.

— Буквально это как?

— Это по букве, тупо как сказано. Мы люди ученые и шутим метафорами.

— Типа как феня блатная, лохи подумают одно, а свои поймут другое?

— Типа того. Ты по делу пришел или чтобы наушничать? Со стукачами у нас разговор короткий.

— Отец Жерар, я Вам одну штуку принес.

— Показывай.

— Вот, — Мятый порылся в поясной сумочке и окопал железку из ящика с песком.

— Это грузило или гиря? Что бы ни было, ты не мастер литья. Переделай.

— Это из кузни.

— Так это ты ночью шороха навел? — спросил брат Николя.

— Я. Говорю же, я свой.

— Подстава, — сказал кто-то сзади и сильнее уперся острием в спину, — Мочить надо.

— На грешное не благословляю. Пока, — сказал отец Жерар, — Разошлись со двора. Живо. Николя, ты останься.

Монахи слушались приора как… как и положено нормальным духовным лицам слушаться духовного отца.

— Ты зачем туда полез, дурак? — спросил Жерар.

— Не надо было?

— Не надо было, но прощаю, — Жерар забрал железку, — Где в кузне ты это взял и зачем?

— Там большой ящик с песком. Они что-то льют.

— Ничего они не льют. С утра следим. Дверь открыта, они порошки смешивают и на пробу по чуть-чуть поджигают. Пьетро ватных жаб притащил и мешков. Отец Августин сказал, фейерверки будут. Похоже, их и делают.

— Вчера весь день литьем занимались. Вот это лили.

— В формы? Или в песок?

— Получается, что в песок.

— Они делают формы для отливки из песка? — уточнил Жерар.

— Не знаю. Я пошарил руками в ящике, там просто рыхлый перекопанный песок. И такая штука.

— Я поговорю со своими. А ты не лезь без особого распоряжения. На нас и так косо смотрят. Если из-за тебя нас выгонят, я рассержусь.

— Виноват, отец Жерар, больше не буду. А хотите знать больше про алхимика и подмастерье?

— Хочу.

— Я вечером расскажу. Отец Тодт меня благословил на турнир посмотреть.

На ристалище Мятый пришел в сутане вместе с Книжником и Устином. Сутаны всем участников кулачных боев выдал отец-госпиталий аббатства. Стража не получила указания гонять монахов, да никто и не думал, что монахи будут толпиться на турнире в значимом количестве.

Конечно же, Мятый и не собирался ничему на турнире учиться, а пошел в первую очередь, чтобы не пропускать зрелище. В тюрьме он соскучился по хорошим зрелищам больше, чем по хорошему хлебу.

Посмотрел, как ловко держится в седле Устин. Совсем не так, как католические рыцари, но тоже хорошо. И седло у него не боевое, и посадка другая, и конь явно ведь не боевой. Если бы эти русские жили здесь рядом, то католики бы давно уже наловчились их бить. А то приезжает раз в сто лет один такой шустрый и ловкий и бьет всех чисто на неожиданности. Как новый жулик в город приехал и лохов на новой теме разводит.

О, а это Фредерик фон Нидерклаузиц. Поздоровался с Устином. Сам не участвует, доспехи не захватил. Эээ… Кармина Ладри? И при ней за служанку девушка с пирогами. Как ее, Маринелла? Которая после свадьбы Фредерика и Кармины рассказывала, как петь маттинату. И целовалась, кстати, с Симоном.

Следуя за Устином и Книжником, Мятый посмотрел и бой три на три. С удивлением обнаружил, что в Турине появился и Максимилиан фон Нидерклаузиц. Отметил, что Фредерик не подошел поздравить дядю с победой.

Походил между ристалищами еще немного. Устин и Книжник уехали в Турин, а Мятый остался следить за Фредериком. Обнаружил, что на турнире немало генуэзцев, в том числе и фехтмейстер Антонио Кокки, а при нем фрау Марта. Баба, которую везли пассажиркой из Генуи в Марсель. Только там она была брюнетка, а сейчас рыжая.

Решил, что пора и в Турине отметиться, украл мула и ускакал.

На площади уже стояли сцена, Вавилонская башня, качели и трибуна. Работа кипит везде. Два десятка стражников отгоняют зевак.

Устин уже тут. Репетирует, как он поражает копьем с седла аббатского повара. Повар немного пьян. Только этим можно объяснить, что он падает на колени, а не убегает, когда на него несется всадник с копьем.

Книжник стоит за конторкой на сцене.

— Lorem ipsum dolor sit amet, consectetur adipiscing elit. Слышно меня?

— Немного громче и медленнее! — отвечает Тодт с дальнего края господской трибуны.

— Sed do eiusmod tempor incididunt ut labore et dolore magna aliqua. Так лучше?

— Так хорошо.

Если уж Тодту слышно, то всем остальным тем более будет слышно. Кстати, он что, получается, сам не занят? Прекрасно, значит и послушника не займет.

Рядом на сцене Трибуле и Колетт с пачкой листов.

— Плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть, — продекламировала Колетт.

— Мы не замерзнем тут в костюмах Адама и Евы? — поежился Трибуле, — Прохладненько.

— Я не замерзну, — ответила Колетт, — Тебе какого-нибудь зелья сварить?

— Сейчас спросим. Эй, Змий!

На краю сцены сидел повар, который завтра должен будет играть Змия.

— Что угодно мадам?

— Ты, кажется, повар. У тебя найдется средство от холода?

— Московский сбитень на вине, — ответил повар, — Похоже на глинтвейн.

— Я знаю, что такое глинтвейн. Он очень быстро остынет, а если держать его на подогреве, то вино выветрится.

— Если угодно мадам, я попрошу у алхимика.

Симон как раз копался под сценой.

Бабах! — из-под помоста вырвалась струя дыма. Все закашлялись.

— Что ты делаешь? — крикнул аббат, который только что подошел, — Хочешь мне короля отравить?

— До трибуны дым не долетит, — возразил Симон.

— Ну-ка давай, что у тебя еще за сюрпризы?

— Гром, молнии и огненный град.

— Не вздумай палить здесь.

— А где?

Аббат оглянулся.

— Вон, на стене. Эй, брат Жан!

— Слушаю!

Брат Жан руководил мужиками, которые таскали воду в фонтан Страстей Египетских.

— Налейте еще несколько бочек. Наверняка что-нибудь загорится.

— Нальем.

К аббату подбежал тощий мелкий мужик с флейтой, а за ним свора собак.

— Ваше преподобие! Почему нам так мало участия? Мы же готовились!

— Потом, сын мой, все потом. Еще День избиения младенцев. Еще День Дурака. Все успеется.

Мужик поставил флейту на уровне колена, и собаки одна за другой перепрыгнули через нее. Потом повыше, и снова все перепрыгнули. Потом на уровне пояса, и прыгнули только две собаки, но обе красиво.

— Мы и танцевать умеем.

Мужик заиграл бранль, и собаки пошли по кругу. Где положено, они останавливались, поворачивались мордами в центр круга и вставали на задние лапы.