Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов
Жакып имел достаточный вес среди прочих баев. Стоило ему несколько раз молча посмотреть по сторонам своими выпученными глазами, как сидевшие за скорбным дастарханом поняли, что дальнейший разговор неуместен. Расходясь, муллы лишь шепотом произносили Сармолле свои баддуга...23
Прошла неделя, холера была неукротима и беспощадна, смерть ходила из дома в дом, забирая жизни людей, и таких домов становилось все больше. Теперь люди уже были научены: с каждым днем все меньше гостей посещало жаназа, хатымы, семидневки, а если и собирались, всегда возникал один и тот же разговор - о стычке в мечети, происшедшей после хутпы в прошлую пятницу.
Все только и говорили, что о раздоре между «Сармоллой и остальными муллами» - на базаре и в питейных заведениях, в лодках при переправе через Иртыш, на той и на этой стороне.
Говорили о том, что Сармолла выступил перед народом, в чем-то обличая главного имама мечети, старого ишана. Слухи были довольно туманны, поскольку их распространяли сами муллы и баи, бывшие с ними заодно. Мол, Сармолла вел некие опасные проповеди, распускал весьма спорные назидания среди казахов, которые и без того плохо разбираются в вопросах веры.
В то же время поползли встречные слухи, из народа, которые дошли до ушей имамов, халфе, кари, муэдзинов всех семи мечетей по ту сторону реки - о том, что теперь темный невежественный люд стал избегать жаназа, и даже трупы своих близких прячут от священнослужителей! Вскоре пошли разговоры, что, дескать, старый ишан предал Сармоллу баддуга.
Абай сидел за книгой в доме Кумаша, время было ранние пополудни, когда на пороге его комнаты появился долговязый джигит-подросток с глазами, полными слез. Это был Жумаш -старший сын Дамежан. Мать послала его сообщить о том, что сегодня утром от холеры умер глава их семьи.
Абай уже не раз бывал в домах обездоленных людей, что жили по соседству с двухэтажным домом Кумаша в головном жатаке - бедняка лодочника, дровосека, водовоза. Всем пришлось выразить соболезнование по умершим родственникам. Теперь он пришел к Дамежан...
Женщина не переставала плакать, подняв навстречу Абаю заплаканное лицо, красоту которого не могло испортить даже такое горе. Абай обнял ее, успокаивая и утешая. Умер не только Жабикен, но и ближайший сосед - Жабайхан. Абай заглянул и в этот очаг, соболезнуя сыну покойного, подростку Би-дабаю.
С тех пор как Абай приехал в город, холера разыгралась пуще прежнего, унося одну жизнь за другой, и тяжко было у него на душе. Он хорошо знал соседей Дамежан, и сегодня она поведала ему о том, что многих скосила болезнь. Нищий, обездоленный люд! Как ему бороться с этой напастью? После смерти тихого, кроткого сапожника Сакыпа, которого Абай хорошо знал, осталось шестеро сирот и вдова-жена, несчастная Камар. Чтобы накормить детей, расторопная Камар пошла работать на мойке шерсти, вскоре там заразилась и умерла, проклиная и всю свою мучительную жизнь, и весь этот жестокий мир. А по другую сторону от дома Дамежан неустанно плакала о единственном десятилетнем сыне бедная мать, исхудавшая, похожая на бледный призрак.
Дровосек Тусип был также соседом Дамежан. Он нарубил дров в лесу на Полковничьем острове, хотел их снести на базар, чтобы купить какого-нибудь молочного питья для уже заболевшей жены, верной, достойной спутницы жизни, умницы Сат-жан. Шел домой, неся в охапке дрова, и упал замертво у своего порога. Умер не от холеры - от разрыва сердца, потому что еще с порога увидел свою мать и жену, лежавших рядышком, а на их лицах отпечатались верные знаки смерти...
Многие теперь говорили о Сармолле, о его словах. Бедные люди, которые жили тяжким трудом: косили траву на острове, рубили дрова - все они теперь перестали приглашать на поминовение имама, кари. От своих детей Дамежан услышала назидания наставника Сармоллы. Она с плачем рассказала Абаю, что не пригласила мулл мечети на жаназа Жабикена.
Абай согласился с ней, утешил тем, что женщина поступила правильно. Пока он сидел в ее доме, во дворе побывало немало жителей головного жатака: лодочник, сапожник, несколько мастеровых. Все они были согласны с мнением Сармоллы, и Абай еще раз подтвердил его назидания.
Возвращаясь к себе на квартиру из дома Дамежан, Абай все думал и думал об умерших людях, которых хорошо знал. Казалось, он видит смерть саму, смерть каждого в отдельности и всех вместе - сапожника Сакыпа, вдовы Камар, дровосека Ту-сипа. И не только смерть этих людей, но и тяжелые судьбы их, смертью закончившиеся, - скорбная их участь, беспросветная жизнь.
И она продолжается - горькая жизнь их детей, плач и стенания матерей и отцов. Только представив, что будет в домах покойных потом, когда их сородичи продолжат жить, беззащитные, голодные, крайне обездоленные, Абай вдруг почувствовал боль в сердце. Не в силах даже вздохнуть, судорожно ловя воздух, он оперся на столб какого-то забора. Воздуху не хватало, хотя день был свежим, прохладным, по пустой улице гулял ветер.
Едва Абай вернулся в дом Кумаша, как во дворе послышался скрип колес. Это прибыл со степи Абиш - сын, чей приезд ожидался со дня на день вот уже две недели. С ним, конечно же, была Магыш, которую совсем недавно он назвал своей женой. Она была настолько смущена, что осталась стоять за дверью, когда Абиш, в своей новенькой военной форме, широко улыбаясь, вошел в комнату к отцу. Абай заволновался, толком и не ответив на приветствие молодого офицера. Сердито взмахнув рукой, ладонью на него, жестом вернул сына обратно за дверь.
- Как можно, Абиш! - вскричал он в притворном негодовании. - Ни тебя как офицера, ни меня как родителя не красит тот прискорбный факт, что твоя молодая жена стоит за дверью. Немедленно зови ее сюда! И тотчас шепни ей, пусть впредь не смущается своего пожилого свекра.
Однако такие слова смутили и самого Абиша: его обветренное лицо загорелось алой краской. Он повернулся, резко, по-военному щелкнув каблуками, и распахнул дверь, за которой стояла красавица Магыш. Все еще робея и опустив голову, она, наконец, вошла в комнату.
Высокая, стройная молодая Магыш - ее облик, казалось,
