Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов
Перепуганные нападением волков, кони, увидев, как их вожак прыгнул с края оврага в снег, тоже стали бросаться с яра вниз - и увязли в сугробе, на погибель себе. Куда ушли остальные? Сколько уцелело? Обо все этом Алтыбай уже не думал. Как безумный, соскочив с серого, он стоял на краю заснеженного яра и грозил дубиной, стараясь не подпустить волков к увязшим в снегу беспомощным лошадям. Тяжелые слезы застилали ему глаза. Он не помнил, не думал даже, что погибающие лошади -чужие, не его животина.
Все лето и зиму эти кони были перед его глазами, привыкли к его голосу, и, поедая траву на выпасах, опустив голову к земле, они чутко прислушивались к его отдаленным крикам. Сейчас лошади, беспомощные, увязнув в глубоком снегу, обращались к табунщику с жалобным криком, словно к близкому другу, умоляя его спасти их... Алтыбай не мог больше оставаться в бездействии. Подбежал к краю оврага, туда, где серый вожак грыз Байге, вцепившись ему в шею. Расставил для остойчивости ноги пошире, взмахнул дубиной и нанес страшный, точный удар в волчье темя. Серый вмиг передернулся всем телом, обмяк и отпал от коня. Зверь лег рядом с Байге, который умирал, хрипя, пытаясь вскинуть голову, разбрызгивая кровь по снегу.
Но вокруг множество других зверей, набросившись на увязших в глубоком сугробе лошадей, вспарывали их, грызли, рвали, - пьянея от крови и впадая в неистовство от беспомощности жертв.
Алтыбай не мог прыгнуть в сугроб, чтобы защитить других лошадей. Он ходил по краю оврага, размахивая соилом, но уже ни до кого из зверья дотянуться было невозможно. Серый вожак оказался пока единственным, который был в пределах доступности для удара дубиной. Сойти в снежный ров - значило самому оказаться беспомощным перед волками, и они понимали это. Не обращая внимания на его крики и угрожающие размахивания соилом, звери молча совершали свою кровавую работу.
Пробежавшись по верху яра, ниспадавшего в овраг, Алтыбай смог добраться еще до одного зверя, сидевшего на живой еще лошади и вырывавшего кусок плоти из ее разодранного брюха. Табунщик ударом соила уложил на снег большого белого волка.
Тут он услышал знакомое ржание, - но полное муки. Оглянулся и увидел, что на том месте, где он оставил серого, происходит его казнь. Небольшая стая волков, завалив жеребца, насела на него со всех сторон, - кто впился ему в шею и грыз горло, кто рвал зубами подбрюшье. Когда Алтыбай подбежал, едва слышно сипя осевшим голосом, размахивая над головой дубиной, волки вдруг разом отпрянули от разодранных останков серого жеребца. Их было четверо. Даже не оглянувшись на человека, звери перебежали к тому месту, где находился убитый Байге. Насытившись убийством множества беспомощных лошадей, голодные волки приступили к насыщению утробы, пиршеству, не обращая никакого внимания на присутствие человека. Повсюду вдоль оврага шло это жуткое пиршество.
Вскоре волки в единый миг, словно сговорившись, стали уходить, побежали по сугробам, взметывая за собой белые вихри снега. Алтыбай остался стоять в одиночестве. Звери исчезли с его глаз, и он стал осматриваться вокруг, желая понять величину утраты. Но понимать тут было нечего, - утеряно было все.
Накануне вечером, когда поднялась встречная буря, около сотни самых крепких лошадей сбились в табун вокруг Байге и пошли за ним, уходя по ветру. Теперь все оставшиеся еще в живых лошади этого табуна были в беспомощном состоянии, увязнув в снегу, наполнившем доверху длиннейший ров глубокого оврага, преодолеть который кони не смогли. Другие были убиты волчьей стаей, растерзаны и раскиданы вдоль рокового рва в окровавленном снегу.
Что стало с остальными лошадьми, которые разбрелись, разбежались по степи во время начавшего бурана, Алтыбай не знал. Наступила глубокая ночь, но до рассвета предстояло пережидать нескончаемое, страшное, мучительное время. Оставшемуся без коня Алтыбаю предстояло выбираться к людям пешим. А мороз только крепчал, ветер усиливался. Весь скот погиб - тысячное поголовье лошадей, чьи-то быстроногие скакуны, дойные кобылицы, могучие, щедрые, плодовитые племенные жеребцы, входившие в силу молодые скакуны - четырехлетки, пятилетки, которые радовали, обнадеживали своих хозяев-детей, с любовью вешавших своим скакунам на шею обереги из перьев филина... Все лошади потеряны: остались в сугробах глубокого оврага, растерзанные волками, замерзшие в снежной трясине, заблудились в безлюдной степи, поглощенные снежным бураном. Огромного табуна больше не было -рассеялся по обжигающему буранному ветру, утонул в снежных трясинах, околел от голода, исчез в холодном пламени джута, что страшнее степного пожара. Дракон снежной смерти пожрал их всех.
Неделю неистовствовал лютый буран. На седьмой день - так же внезапно, как и начался, ветер утих. Пришло ясное, солнечное утро, но по-прежнему морозное. Табунщики, на которых надеялся и которых до последнего часа выкликал Алтыбай, вышли на поиск табуна лошадей и нашли только их страшные останки. Дойдя до сая Жымба, увидели они обгрызенные конские туши в сугробах вдоль длинного оврага. Из снега торчали задранные окоченевшие головы, гривы и хвосты мертвых лошадей. Нигде не было видно Алтыбая. На краю оврага Жымба нашли только клочья от его старого чапана из домотканой толстой шерсти. Недалеко, в другом месте, нашлась оторванная подошва от сапога-саптама, рядом и весь сапог с разорванным голенищем, с оторванным носком. Еще дальше обнаружили в снегу торчавший из снега мерлушковый треух Алтыбая. Это было все, что осталось от табунщика. Из тридцати пяти лет, которые прожил он на свете, ровно двенадцать он ходил в дальние зимние отгоны с байскими лошадьми. Ел и спал на снегу, подкладывая под голову кусок льда, не знал покоя ни днем, ни ночью. О лошадях заботился больше, чем их хозяин. Славный труженик степи, табунщик Алтыбай стал одной из самых скорбных жертв этой зимы. Он погиб, пытаясь спасти байский скот.
Время спустя, когда настало лето, люди пришли к оврагу Жымба и увидели жертв страшного зимнего джута. Прыгнувшие с высокого яра, вслед за вожаком, гнедым жеребцом Байге, лошади все до одной погибли. Часть - зарезанная волками, большинство же - увязнув в снежной трясине и постепенно околев на холоде. Весной, когда настало тепло и сугроб начал подтаивать, весь табун мертвых коней стал медленно оседать, опускаться ко дну оврага вместе со снегом. И крутосклонный длинный овраг, который внизу был намного уже, чем вверху, оказался к тому времени, когда весь снег истаял, набит тесно
