Путь Абая. Книга вторая - Мухтар Омарханович Ауэзов

Белые юрты стояли на еще не затоптанных зеленых лужайках, на свежайшей траве весенней нови. Вид джайлау был радостным, праздничным, нарядным, и люди, желая выглядеть такими же праздничными, оделись в свои самые лучшие наряды. Начиная с самой Улжан, женщины убрались в ослепительно белые жаулыки, надели яркие платья и камзолы с золотым и серебряным шитьем. Молодки-келин, девушки, юные джигиты и детвора - все были в чистых, ярких одеждах. Первые дни на весеннем джайлау - это и есть настоящий праздник для кочевого народа.

Абаю и Ерболу повезло, что они приехали к разъезду гостей, Улжан еще была на улице, народ, присутствовавший на проводах, сразу же с возгласами радости кинулся навстречу прибывшим.

В отдалении стояли, не смея приблизиться к нарядным хозяевам и их домашним, жители серых и черных юрт. Ходившие за коровами доярки, овечьи пастухи и пастушки из наемных, батраки - водоносы и заготовщики топлива. Их отогнали от белых юрт Айгыз и тетушка Калика, когда приезжали гости, привозившие сыбага..

Аул встретил долгожданного Абая с большой радостью. Ул-жан первая обняла Абая. Припала лицом к его лицу и долго не могла оторваться. Потом подозвала младшего внука, трехлетнего Магаша, худенького, с тонкими чертами лица, с чудесного рисунка бровями и красивыми глазами. Мальчуган подбежал

к отцу, Абай наклонился к нему, чтобы он мог обнять его за шею. Прижавшись лицом к щеке отца, малыш крепко прижался к нему, и Абай поднял его на руки. Мальчик не стал дичиться и с видимым удовольствием принимал отцовские ласки. Абай поцеловал его и разнеженным голосом назвал его по имени. И вдруг мальчонка, поглаживая ладошкой его лицо, засмеялся, показав свои мелкие, ровные, как жемчужины, зубы и сказал:

- Ага, ты меня забыл! Я не Магаш, а Абиш!

Кто мог научить его? Эта явно внушенная ребенку насмешка над отцом сильно задела Абая. Он сразу понял, откуда идет недоброжелательство. Улжан не позволила бы себе такую шутку. Заметив, как это покоробило Абая, она с нарочитой угрозой потрепала внучонка по спине и выговорила ему:

- Ой, глупенький мой! Что ты такое несешь? Разве можно такое говорить отцу, который приехал к тебе издалека? Он соскучился по тебе, жаным, а ты что ему сказал? Разве так встречают?

Абай никак не мог успокоиться. Приветливо поздоровавшись со всеми, он направился вместе с матерью к юрте, по дороге сказал ей с горечью:

- Надо же, как подшутил твой маленький внук, апа... Но кто бы ни научил его этому, он просто глуп.

В толпе, встречавшей у дверей юрты, находилась и Дильда. Она подошла к мужу и вместе с ним вошла в дом. Начались расспросы про Кунанбая. Что слышно о нем? Какие вести с дороги? Абай немногое мог рассказать. Перед тем как самому отправиться домой, он получил сообщение, что Кунанбай благополучно добрался до Каркаралинска и там встретился с халфе Ондирбаем.

Разумеется, это Дильда научила сынишку Магаша недоброй шутке, но, увидев то, как больно она задела мужа, жена ничуть не раскаялась. Наоборот - злорадно усмехнулась, торжествуя про себя: «Поделом ему! Мало еще досталось.» Сколько раз за прошедшую долгую зиму она проклинала мужа! Оставил ее одну с детьми в ауле, а сам шесть месяцев не подавал о себе вестей. «Спутался, наверное, с кем-то... Неплохо проводит время... Интересно, кого он там нашел, бросив очаг свой, жену и детей? - порой кричала она, распаляясь все больше и больше, стараясь, чтобы непременно услышала ее Улжан. - Нет, Абай! Не будет тебе удачи! Ты получишь все то, что заслуживаешь! Особенно за то, что забыл про нас.»

Старшему сыну Акылбаю уже исполнилось двенадцать лет. Он рос у Нурганым, младшей жены Кунанбая, в доме деда. Остальные - шестилетняя Гульбадан, четырехлетний Абдрахман и трехлетний Магавья оставались с родной матерью. Обе ее свекрови, и Улжан, и Айгыз, относились к ней хорошо, да и весь аул уважал Дильду, и дети ее были всеобщими любимцами, с ними забавлялись как старшие родичи, так и молодые. Сноха из богатого аула, да еще родившая для очага мужа многих сыновей, всегда становилась избалованной келин, позволявшей себе многое. Такою стала и внучка Алшинбая. С годами обида на не любившего ее мужа довела женщину до ожесточения, она стала сварливой, не в меру холодной и черствой. По возвращении Абая между ним и женой установились отношения полного отчуждения и взаимного неприятия.

В первый вечер, когда дом, наконец, покинули последние из многочисленных гостей, Абай и Дильда, оставшись наедине, ни о чем даже не поговорили. Но настолько же, насколько безразличен и холоден был Абай к Дильде, настолько он горячо радовался встрече с детьми. Пожалуй, впервые он так ласково обращался с детьми, не выпускал из объятий дочь Гульбадан, «желтого скорпиончика», Абиша и Магаша, своих младших сыновей, нежно целовал их и гладил по головкам. И хотя он не переменил тех решений, которые принял в дороге, ему и в голову не могло прийти, что он должен как-то перемениться в своих отцовских чувствах к детям.

В тот же вечер он озадачил мать и жену тем, что объявил свое особенное решение относительно будущего своих детей.

К этому решению он пришел один, ни с кем не советуясь. Оно заключалось в том, что в скором будущем он хочет отвезти Гульбадан и Абиша в город - обучать детей в русской школе.

Улжан сразу же спокойно заявила, что Абиш еще мал, слаб здоровьем, и что она желала бы, чтобы внучок побыл еще немного возле нее и окреп. На это Абай возражать не стал, но все же добавил к тому, что уже высказал:

- Апа, я сделаю из твоих внучат настоящих людей! Хороших, образованных, воспитанных людей. Твоя правда, что они еще малы для учебы в городе, но все равно в будущем они должны будут там учиться и получать воспитание, достойное нашего времени. Это мое твердое решение! - Так говорил Абай, сидя перед старой матерью и перед своими детьми.

А у тех уже глазенки горели, прыгнув с двух сторон на колени к отцу, затормошили его и затараторили:

- Поедем учиться! Вези нас скорее в город,