Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

Когда к парому прибыла команда пристава Старчака, с конными городовыми, а с ними Абиш и Какитай, то уже почти все было кончено, и грузчики катали ногами по доскам настила Даира. По указанию Абиша полицейские развязали, освободили и увели на берег Макен и Дармена. Затем вытащили из толпы Ко-рабая и Даира, главарей и зачинщиков кровавого нападения, и под конвоем двух городовых отправили в уездную управу, к начальнику Маковецкому. Грузчики, успокоившись, как ни в чем не бывало, степенно и молчаливо отправились по домам. Паром, наконец, отчалил, увозя с собой на слободской берег ошеломленных, притихших и напуганных обывателей.

Когда паром пристал на другом берегу Иртыша, там его давно уже ждали, теряя терпение, Оразбай и большая группа его людей, жаждавшая расправы над нечестивой невестой-вдовой. Тут был одноглазый седобородый Оразбай, рядом были его сват, бай Сейсеке, и халфе Шарифжан с чалмой на голове. Кроме них, присутствовали еще около двадцати городских баев и богатых владетелей из степи, сидевших на конях или восседавших в будничных телегах. Они окружили толпой Дондагула и нескольких мелких торговцев, которые подробно рассказывали о случившихся на другом берегу событиях.

Узнав о том, что Даира и Корабая увел пристав, что пойманных ими беглецов освободил Абиш, Оразбай чуть не разлетелся на куски от злости, стал бегать по паромному настилу, припрыгивая и подседая, словно шаман-бахсы. Такова у него была привычка - выражать свой неуемный гнев в бегании по кругу. Страшная ругань изверглась из его уст, он стонал от злобы, говоря:

- Я думал, что у меня один страшный враг, Абай, - но подрос, оказывается, его волчонок! Пробился к власть имущим, силу свою почувствовал!

Бегая, припрыгивая по кругу, словно бесноватый, он в неуемной злобе до крови искусал свою руку. Вспомнил, в неистовстве позднего сожаления, как не придал должного значения предостережениям умных людей: «Смотри, Абай обучает сыновей русской грамоте. Хочет, чтобы они стали со временем торе! Обучил бы ты хоть одного из своих сыновей по-русски! Глядишь, может быть, и пригодится собственный торе...»

За такие советы, бывало, Оразбай уверенной рукой бил по зубам советчиков. А теперь он кусал эти руки. Хотя был далек от раскаяния - одно лишь бешеное озлобление, что его обошли.

Теперь Оразбай не знал, где искать беглецов, но, выискивая себе сподвижника, нацеливал свой единственный глаз на некоего городского человека. Это был толмач канцелярии Маковецкого - Самалбек Доспанов. Родом из киргизов, прижившихся среди тобыктинцев, этот образованный джигит был нужным человеком для Оразбая, в прошлом не раз посредничал в его делах, давал полезные советы, за что и получал от мырзы мясо на зимний согым и добрую сабу кумыса. Переправившись со всей оравой своих приверженцев на городской берег, Оразбай направился прямиком к Самалбеку. А в это время в канцелярии уездного начальника ожидали приема Абиш, Дармен, Макен и пристав Старчак. Маковецкий, занятый с чиновниками города, освободился через час. Первым делом он вызвал в кабинет пристава Старчака и выслушал его доклад. Пристав возложил всю вину за кровавые действия на торговца Корабая и степного бая Даира, которые, к тому же, нанесли словесное оскорбление служебному лицу при исполнении, обозвав его «шкурой», взяточником. На основании этого начальник уезда принял решение засадить на месяц в каталажку Даира и Корабая, а дело их передать на рассмотрение мирового судьи.

Отпустив Старчака, Маковецкий принял Абиша вместе с Дарменом и Макен. С большим вниманием и доброжелательно начальник уезда посмотрел на красивую ногайскую девушку и ее возлюбленного. Он спросил у Абиша, обращаясь к нему по-русски:

- Спросите, господин поручик, у Азимовой, не передумала ли она после всего, что увидела и перенесла? Не захочет ли забрать назад свое заявление?

Абиш в точности перевел вопросы начальника. И тут в кабинет вошел толмач Самалбек. Он только что заявился в управу с Оразбаем и целой толпой его приспешников. Оставив их всех в приемной, толмач вошел к Маковецкому в кабинет один. При его появлении Абиш, вежливо кивнув ему, сказал начальнику:

- Считаю, что теперь мне надо уступить место переводчика господину Доспанову. Пусть ответ девушки переводит он сам, это его служебная обязанность.

Маковецкий отметил про себя корректность молодого офицера, молча кивнул и перевел взгляд на Самалбека.

Тихим голосом, но спокойно и уверенно Макен ответила на вопросы сановника, доведенные ей толмачом:

- Таксыр, я давно нахожусь в печали, пролила немало слез. Услышала, что в городе есть справедливые начальники, которым могу рассказать про свое дело. Но если я за тем и приехала, то зачем мне сегодня забирать назад свое заявление, которое подала только вчера? Ничего добавить к тому, что в моем прошении, я не могу. Я по собственной воле хочу выйти замуж за этого джигита, его зовут Дармен. Теперь он мой жених. Прошу таксыра быть нашим защитником. Мы теперь хотим жить свободно, под русскими законами. Ищу справедливости от белого царя!

Так говорила Макен, с достоинством, сдерживая себя, и лишь иногда смолкала, справляясь с волнением, утирая слезы платочком. Абиш и Дармен с удивлением и восхищением смотрели на нее, молча переглядывались между собой.

Самалбек, свободно владевший русским языком, довольно точно перевел речь Макен. Когда он закончил переводить, Маковецкий вопросительно посмотрел на Абиша, как бы спрашивая его оценку. И Абиш одобрительно кивнул головой.

Маковецкий обратился к Абишу:

- Господин Оскенбаев, я хотел бы вам высказать следующее. Разумеется, заявление Азимовой не останется без внимания и разбора. Но до сих пор все подобные дела рассматривались по шариату, степными судами биев. Никогда такие дела не проходили по гражданским ведомствам. Я даже думаю, что Азимова - это первая казахская женщина, которая хочет обрести личную свободу на основании законов Российской империи и выйти за пределы законов степи. И может быть - это вообще первая женщина, которая борется за эмансипацию женщин Востока! А наше с вами участие в этом деле, господин поручик, я рассматриваю как естественное право благородных людей поддержать гуманность и справедливость! Но все же передайте друзьям, что моя администрация не вправе давать окончательное решение этому делу. Оно подведомственно судебным инстанциям. Только суд может произвести полное дознание и вынести окончательное решение.

Абиш просил - и Маковецкий обещал: немедленно, лично оповестить председателя окружного суда о возникшем исключительном деле. После этого разговора Абиш с Дарменом и Ма-кен покинули кабинет начальника уезда. После них, представленные начальнику толмачом Самалбеком, туда должны были войти Оразбай, халфе Шарифжан и бай Сейсеке.

Увидев