Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов
- Не успел сын выбиться в люди, как отец запихивает его в свои грязные делишки! Ну ладно, посмотрим! Не спешите только радоваться! Еще как взвоете потом, когда сойдемся не на жизнь, а на смерть!
Тут Абиш вспомнил, сколько предательских ударов нанес этот злой хищник Абаю, сколько пакостей ему натворил, не считаясь с совестью и честью, - сегодняшнее кровавое избиение друзей отца было тому подтверждением. Неудержимый гнев вспыхнул в молодом сердце. Резко, с едкой насмешкой бросил в лицо Оразбаю, полуобернувшись к нему:
- Не я замутил сегодняшние ваши злые дела. Однако я пошел против них и буду биться до конца. Если где увижу волка, готового к прыжку, то пойду на него, не спрашивая отца. Стану бить хищника без всякой пощады, учтите это, аксакал! - сказав это, Абиш резко повернулся и зашагал дальше.
Оразбай остался стоять на месте, исподлобья глядя ему в спину.
Макен, Дармен и Абиш с друзьями остались в приемной, заняв ряд стульев вдоль стены. По другую сторону, напротив, расселись сообщники Оразбая и он сам. Обе стороны хранили гробовое молчание, нарушить которое было бы для обеих сторон опасно. Любое прозвучавшее неосторожное слово могло всколыхнуть злобу, бешеную ненависть - и вновь могла пролиться кровь.
Разговор же ояза Маковецкого с Оразбаем был совсем недолгим. Уездный голова начал со следующего:
- Это дело разберет суд, не я, - уклончиво молвил ояз. - Мне пришлось вмешаться, потому что в городе, которым правлю я, были допущены насилие и беспорядки. Я направляю к судье всех: и девушку, и тех, кто преследует ее. Там на суде все и разберется.
Встречавшийся с Маковецким за одним дастарханом в прошлом, на выборах последнего волостного в Тобыкты, старый Оразбай с вкрадчивым и доверительным видом просил передать начальнику:
- Слова благородного ояза разумны и убедительны - от первого и до последнего. Пусть дело передают в суд и решают законным образом. Во всем согласны с оязом. Но будет к нему одна просьба, на которую он должен откликнуться, никак не посчитав ее несправедливой, - сказав это, Оразбай страшно напрягся, лицо его стало серым, бледным. - Мы просим, чтобы на время судебного разбора наша жесир не оставалась вместе с дерзким джигитом, словно его жена. Коли так оно все и останется, - зачем тогда суд, ояз? Суду нечего будет присуждать. Разве весь этот шум-гам разгорелся не из-за того, что они незаконно, по-воровски стали жить, как муж и жена? Поэтому, ояз, ты должен приказать, что, как только они выйдут за порог твоей конторы, их разведут в разные стороны, и они больше не будут вместе - до самого суда. Держите их в тюрьме, в разных камерах.
Рассуждение Оразбая в первой его части показалось Маковецкому вполне справедливым. Вторая часть, насчет тюремных камер, была отвергнута оязом.
Оразбай буравил его своим единственным глазом.
- Е, ояз! Ведь ты посадил двух наших людей в каталажку. Если хочешь быть совсем справедливым, разъедини джигита и девушку! И пусть они тоже посидят в тюрьме, пока будет идти дознание! - настаивал бай.
Итак, Маковецкий принял во внимание требование степного законника о недопущении совместного проживания девицы с джигитом, не женатым на ней. А для заключения их в тюрьму - не было никакого законного основания. Такая мера была бы негуманной и больше соответствовала бы косной степной жестокости. Пообещав дело передать в окружной суд, ояз распрощался с Оразбаем и его приверженцами.
Через час-другой весь двор перед зданием окружного суда и прилегающая улица были забиты городскими казахами и верховыми из степи. Подошло время окончания работ в конторах городских ведомств, но у здания суда было настоящее столпотворение... Заранее приехали сюда Абай с верным Баймагам-бетом. Вместе с ними пришел и лодочник Сеил: «Посмотреть, что теперь будет». Он переправил Абая с жатакского берега в Большой город.
Увидев Абая среди собравшихся, кривой Оразбай не осмелился сразу же наброситься на него с руганью, решил сдержаться на людях, однако, оказавшись вскоре притиснутым совсем близко, не выдержал и в сердцах бросил ядовито:
- Что, Абай? Удалось запалить новый пожар? Омай, как же тебе это по душе! Ладно, жги теперь меня, сколько угодно, а там увидим!
Быстрый на острое слово Абай не задержался с ответом. Повысив голос настолько, чтобы его слова прозвучали громче, нежели ехидное шипение Оразбая, акын сказал:
- Пожар, говоришь? Смотря какой - не все пожары бывают на беду, есть пожары очень даже полезные. Ведь надо сжигать сгнивший чингил, сухие пеньки да прошлогодние мертвые камыши. Пусть сгорит все изжившее себя, чтобы выросла, как это говорят, «свежая новь». Или ты что, дожив до седых волос, не знаешь про такие пожары? Про какие только пакости не ведаешь, а о таких полезных вещах - нет. Жалко мне тебя, - что с твоим умом случилось?
Раздался хохот множества людей, окружавших Абая. Это были небогато одетые городские жатаки, люди с Затона, крючники во главе с Сеилом. Были и мелкие торговцы с базаров, ремесленники и обыватели, решившие поглазеть на небывалое дело.
Пожар-то как раз затевал разжечь степной бай и владетель несметных табунов Оразбай. Этим пожаром был спор степных богачей, совместно с городскими толстосумами, такими, как бай Сейсеке, бай Касен, Жакып, которые собрались выступить вместе против решения русских властей отослать в царский суд дело с передачей жесир Макен ее аменгеру Даиру. И протест этот пришло выразить множество семипалатинских торговцев, одетых в татарские одежды, подстриженных и припомаженных. Вместе с ними на разномастных пролетках приехали халфе, муллы, кари и перезрелые ученики медресе в вылинявших чалмах - уже немолодые шакирды. Вероучители и их свита пока еще не высовывались вперед, держались в тени, но в скором времени от них можно было ожидать каких-то фанатических действий. Ибо решение передать в русский суд женщину, нарушившую право аменгерства, явилось нарушением священного права шариата. Муллы и халфе готовились предать проклятию эту нечестивую жесир и призвать народ учинить над нею свой праведный суд согласно мусульманским законам...
Дело заинтересовало и образованных городских казахов, занимавших низшие уровни в коридорах власти. Мелкие чиновники, толмачи, конторские работники - все они собрались на верхнем
