Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

Абай находился на втором этаже, в просторном зале заседаний. Вместе с ним были Какитай, Дармен и Данияр. Макен среди них не было. Идя навстречу просьбе Оразбая, уездный голова дал распоряжение отправить девушку в суд отдельно от ее спутников, сопровождаемую лишь толмачом Самалбеком. Пока председатель суда совещался с Маковецким, Макен держали в караульной комнате, где обычно находились подсудимые перед вызовом в зал заседаний.

Возьмет ли окружной суд на свое рассмотрение дело по заявлению девицы Азимовой? Или передаст его суду биев, как совершалось это до сих пор? Возьмет ли русский суд во внимание ходатайство посторонних заявителей, таких как Абай и Абиш? Или откажет им, не желая вмешиваться в дела кочевников, производящих суд по шариату? Вот что должно было решиться на переговорах между председателем суда и Маковецким. Эти переговоры и потом особое заседание суда затянулись до самого вечера. И уже довольно поздно, когда возбужденный шум толпы на улице заметно поутих, в зале заседаний в присутствии небольшого числа слушателей и самой девицы Азимовой было изложено решение суда, обозначенное как «предварительное». Зачитал его сам председатель окружного суда, пожилой, опрятный, лысоватый человек, с седыми висками, с подстриженной седой бородкой. Чтение было недолгим.

В качестве исключительной меры окружной суд решил принять на свое рассмотрение дело заявительницы Азимкызы Макен, ушедшей из своего рода, скрывшейся в городе и обратившейся с заявлением в суд Его Императорского Величества. Будет проведено надлежащее следствие, в продолжение которого девица Азимова Макен должна находиться в городе Семипалатинске. Она не будет передана ее преследователям, равно как и тем, кто ее выкрал. В интересах следствия и ради пресечения попыток повлиять на нее с обеих сторон, девица Азимова будет находиться под надзором полиции. В соответствии с этими особыми мерами, она будет проживать в доме толмача окружного суда, титулярного советника Алим-бека Сарманова.

Макен увели из зала заседаний, надолго разлучив ее с Дар-меном и всеми ее друзьями. Так закончился тяжелый для многих, необычный день. Он начался с кровопролития в доме грузчика Абена. Несчастная девушка, ставшая невольной причиной этих событий, была отделена от всех и осталась наедине со своими переживаниями.

В практике Семипалатинского окружного суда таких дел еще не рассматривалось, и никто не знал, чем оно может завершиться.

На другое утро по наущению Оразбая и Сейсеке муллы пришли в окружной суд с заявлением от семипалатинского мусульманского духовенства. «Спорные дела по поводу браков и разводов мусульманских женщин находятся в пределах законов шариата. Подобные дела должны решаться волей имамов мечети и других мусульманских руководителей!»

Муллы привели с собой целую толпу каких-то полуграмотных казахов, выдающих себя за толмачей, которые за пятерку или десятку готовы были хоть душу продать и наговорить, что угодно по указке плательщиков. Вот и звучало из их продажных уст: «Русский суд и глава уезда не должны вмешиваться в это дело», «Все должно решиться по законам предков», «До сих пор царский суд не вмешивался в дела о калыме, в свадебные обычаи».

Особенно усердствовали, представляя себя ярыми ревнителями религии и закона предков, богатеи города, такие казахи, как Сейсеке и Хасен. Они требовали суда шариата.

Сторонники же Абая просили, чтобы непременно был русский суд. Поручик Оскенбаев представил дополнительное заявление, в котором приводил те доводы за суд российский, какие высказал Маковецкому при устном изложении.

«Уходя от рабского подчинения средневековым законам дикой степи, время требует справедливости, обращая надежды степняков на законы Российской империи, учитывающие свободу отдельной личности и ее права. И отказ от возможности защитить казахскую женщину от векового произвола, когда она с надеждой обращается за этой помощью, может стать большой ошибкой административных органов Семипалатинска и его судебных инстанций», - так писал Абиш в своем втором, дополнительном, заявлении.

«Дело Азимовой не успело еще получить огласки и освещения в русских газетах, в частности, столичных. Ничего не знают о нем и в Министерстве юстиции, и в Министерстве внутренних дел, а также в правительственном Сенате. Было бы очень нежелательно для нашей администрации, если обнаружится, что она не поддержала вовремя первую казахскую женщину, которая решилась прибегнуть за помощью и спасением к законам Российской империи...» - так он завершил это заявление.

В этом заявлении недвусмысленно прозвучало предупреждение молодого поручика, что он может предать огласке в России нерешительные действия, а то и прямую трусость перед средневековыми косными законами степи представителей российской имперской власти. И это заявление больше всего подействовало на малодушных чиновников Семипалатинска.

К составлению этого документа, написанного рукою Абиша, был привлечен Федор Иванович Павлов. Так посоветовал Абай. Он сам поехал к своим русским друзьям, которые обосновались в слободе жатаков, и рассказал, как кроваво и жестоко действует степь, проживающая сегодняшнюю действительность по законам средневековья. Выслушав поэта, Федор Иванович решил лично принять участие в этом непростом деле - участие и советами, и живой помощью. Он попросил жену, Александру Яковлевну, оправиться вместе с ним в Затон, чтобы оказать медицинскую помощь семье носильщика грузов Абена, подвергшейся разбойному нападению. Александра Яковлевна без лишних вопросов собрала санитарную сумку и готова была отправиться вместе с мужем.

Через некоторое время четверо вышли из дома, Абай с Бай-магамбетом поехали в верхний жатак, чтобы с лошадьми переплыть Иртыш на пароме Сеила, а Павловы спустились вниз, к излучине, и там кратчайшим путем, на малой местной переправе, поплыли к Затону.

В доме Абена они увидели следы вчерашнего побоища, нашли раненых людей. Павлов оставил с ними Александру Яковлевну, а сам быстрее отправился пешком к центру города, чтобы по просьбе Абая найти Абиша.

В Затоне у Александры Яковлевны был хороший знакомый, фельдшер Дмитрий Артемович Девяткин, с которым она еще до эпидемии холеры работала вместе в семипалатинской городской больнице. Родившийся и выросший в Семипалатинске, среди казахов, он был их всеобщим любимцем за свой ровный, добродушный характер, к тому же готовность всегда помочь и, в особенности, свободная казахская речь располагали к нему местное население.

Приступив к перевязке раненых, Александра Яковлевна отправила соседку Абена, Марфу, за фельдшером Девяткиным. Марфа была женою слесаря Захара Ивановича, друга Павлова. Марфа поздно узнала о беде, случившейся в доме Айши, с которою издавна дружила, и теперь, отправленная за фельдшером, - несмотря на свой почтенный возраст, подобрала юбки и понеслась, как юная девочка.

Александра Яковлевна с помощью Девяткина обработала раны и перевязала всех раненых, привела в чувство