Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

с которой простые люди заучивают символы веры. А ваш доподлинный символ - это обман и корысть. Вы готовы черное признать белым, а белое - черным, в зависимости от того, что выгодно вам сейчас. В любое время вы готовы дать ложную клятву. Вы пришли ко мне, размахивая, словно вынутой из ножен саблей, символом мусульманской веры. И это - чтобы моими руками отправить на смерть, пролить кровь бедной нашей казахской девушки, которая и без того плачет кровавыми слезами, перенеся столько страхов и унижений. Разве не так, досточтимые халфе? А теперь уходите, вернитесь к хазрету, который прислал вас, ко всем имамам, ишанам, торгующим своей совестью и верой! Кроме проклятий подлинным вероотступникам, мне нечего вам сказать в ответ. Идите, - других почестей вам от меня не будет! - завершил он жестким тоном, давая знать о конце разговора, вместе с этим и выпроваживая халфе.

Баймагамбет, сидевший у самого входа и оттуда увидевший, как нарастает гнев Абая-ага, быстро вскочил на ноги и, широко распахнув двустворчатую дверь, выразительным жестом рук показал на нее растерянным халфе, как бы добавляя от себя: «Уходите по добру! Достаточно чести было вам оказано».

Шарифжан и Юнусбек, бормоча под нос молитвы, немедленно удалились.

В тишине прошла долгая минута. Наконец Абай, несколько успокоившись, взялся за карандаш, положил перед собой бумагу и сказал сыну:

- Надо бы записать некоторые мысли, которые я высказал этим двум пройдохам-халфе. - Этим Абай напомнил Абишу о той особенной работе, которою был занят всю эту осень.

Сын читал записи «Слов назидания» в заветной толстой тетради отца, и у него родилось желание поговорить с ним, -перед тем, как расстаться, - о многом, что почерпнул он из этой тетради, и о том, что вызывало у него некоторые сомнения.

- Отец, я хочу поговорить о непонятных для меня местах в ваших записях, - доверительно, с серьезным видом молвил Абиш.

Абай молча смотрел на сына вопрошающим, ласковым взглядом. Давно установилась между ними глубокая духовная связь, и она только окрепла со временем. Великая это была радость для отца, надежная опора для поэта. Абиш часто приводил его в восхищение, высказывая самые неожиданные, необычные, умные и зрелые мысли. Родительская гордость переполняла сердце Абая.

- В некоторых частях ваших «Слов назидания» и в поэтических наставлениях вы порой словно стараетесь подстроиться под муллу, читающего проповедь перед прихожанами. Займет ли подобный стиль высокое место в вашем необычном творчестве, хорошо ли воспримут его люди? Следя за вашей словесной схваткой с ревностными муллами, я понял, что все же в данном случае и «якини», и «таклиди» были просто необходимы, чтобы свалить халфе, нанеся ему удар его же собственным оружием. Однако в вашем творчестве, когда вы разговариваете не с какими-то тертыми спорщиками-муллами, а с огромным числом простых людей, - уместно ли употребление таких «ученых» слов? Не засоряет ли это ваш поэтический язык, который давно знают и любят в народе? - Так говорил Абиш, не устояв перед тем, чтобы искренне высказать свои сомнения перед уважаемым, любимым отцом-акыном.

Абай ответил, все так же ласково, светло глядя на сына:

- Ты же сам сказал, что такой язык необходим в споре с муллами и халфе.

- Но в ваших-то произведениях, - зачем он? Всякие эти «яки-ни», «таклиди» - язык сломают казахские дети, произнося их.

- Подобные слова должны входить в некоторые мои произведения. Это даже необходимо.

- Почему?

- Те, с кем я враждую, обращаются к людям именно на таком языке. Люди давно привыкли к нему и понимают его. Я должен хорошо знать и такой язык, уметь пользоваться им.

- Но тех, кто понимает, так мало! И они не имеют столь большого влияния на жизнь казахов, какое имеете вы.

- Здесь ты говоришь необдуманно, Абиш, - возразил Абай. -Их не много, но они как раз имеют большое влияние на народ. Как, например, во время двух последних событий, что наблюдали мы. Они не прекращали своих злостных деяний, наоборот, старались еще больше отравить городских людей ядом фанатизма, обрекая их на разные несчастья.

- Но разве их беды - не от собственного невежества? А в степи, отец, в еще более невежественной среде - опасности такого отравления должно быть гораздо больше!

- Не совсем так. Конечно, город - очаг искусства, место, где для многих людей открывается светоч знания. Но мы не должны забывать и о том, что в городе находятся все мечети, медресе и огромное число наставников - хазретов, имамов, ишанов. И вот перед ними городской житель, особенно неграмотный казах, -совершенно беспомощный человек и несчастная жертва.

И далее Абай подробно разъяснил, почему горожане страдают от невежества мулл сильнее, чем степняки: от вероучителей из мечети исходит немыслимое количество самых косных, темных по смыслу, порою весьма зловредных наставлений, проповедей, связывающих людей предписаний - и все это в первую очередь обрушивается на горожан.

И тут Абай поведал сыну о том, что давно вызывало у него великую озабоченность.

- Все делается под видом духовной помощи мусульманам, но на самом деле - с целью поработить сознание верующих, согнуть их в бараний рог. Эти деяния распространяются, охватывая самые дальние пределы страны. Живя в Российском государстве, они стремятся воспитать наш народ врагом этого же государства. Из уст недавних двоих посетителей несло подобным запашком. Их проповедь - «наша религия добра к единоверцу, враждебна к иноверцу» - это проповедь вражды и ненависти. Повсюду в России - в Казани, Крыму, в священной Бухаре, Самарканде, а еще дальше - на родине Халифа в Египте, и в самой Мекке, Медине - наставники ислама проповедуют ненависть к иноверцам. В султанской Турции, в Стамбуле, еще царит изуверство времен «Тысячи и одной ночи». Ко мне иногда присылают оттуда газеты, шлют письма, проповеди имамов. Они проникнуты одной лишь целью: заставить людей исповедовать пять заповедей ислама и поклоняться не столько Аллаху, сколько человеку в чалме - праведному мулле. Они хотят только одного - держать наше поколение и всех наших потомков в темноте и невежестве. Каким только чудовищем ни представляют они русский народ, вместе с которым мы живем! От них только и можно услышать: «Их вера враждебна нам. Держись от нее подальше. Встречай ее с ненавистью!»

Абиш с изумлением взирал на отца: сын впервые видел его высказывающим столь откровенные, непреклонные мысли. Абай же, перед тяжким для него расставанием с сыном, не утаил перед ним и другую свою душевную боль:

-