Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов
Сармолла приумолк, обвел прихожан долгим взглядом, будто своих учеников, проверяя, насколько хорошо они уяснили заданный вопрос. Тут же сам и стал отвечать:
- На заупокойной молитве в доме умершего должно участвовать как можно меньше людей. В дома, откуда выносили покойников, прекратить всяческие хождения. Прекратить также и трапезы по поводу похорон, семидневные, сорокадневные обряды. Не приглашать много мулл, муэдзинов, хал-фе, послушников на жаназа! Пусть присутствует лишь один служитель - хазрет, халфе, без всяких мулл, и чтобы жаназа отправлял один человек. И хатым читал один мулла. Чтобы впредь многочисленные муллы, послушники, муэдзины, кари прекратили свои хождения толпами по домам как умерших от болезни, так и остальных жителей махаллы. Вы прекрасно знаете, что от холеры недавно умерли мулла Жуман, халфе Сахип, послушник Амантай. Многие муллы, сами того не зная, стали невольными переносчиками заразы. Пусть они подумают о благе людей, позаботятся о них! С состраданием в душе отнесутся к жителям махаллы! Подумают об инсафе - воздержании, посчитав его за долг мусульманина!
Последующие свои слова Сармолла произнес с особой значительностью, в его глубоком голосе прозвучали заботливые нотки:
- Народ махаллы, единокровные казахи! Пусть дойдут мои наставления до каждого двора. Еще знайте, - не только от себя одного говорю! Благожелатели ваши, пекущиеся о нуждах народных, посылают через меня эти добрые советы. Среди них и самый близкий ваш защитник, просвещенный, уважаемый эфенди. От вероучителей он требует искреннего служения людям, именно он и посоветовал вам предостерегаться так, как говорю я. Этот человек - ваш друг, хорошо известный в народе, знаменитый акын Абай!
Имя Абая прозвучало в тишине ясно, весомо. Голос муллы, произносивший его, выразил великое уважение и благоговение. Придерживая свою золотистую бороду, вдруг засиявшую в лучах яркого солнца, Сармолла с достоинством сошел с минбера.
Это был миг его торжества, он так и представлял себе, что одним махом свалил в кучу всех этих мулл во главе с имамом, -те и повалились наземь, как мешки с воза. Они вдруг почувствовали себя виноватыми перед людьми. Никто из них не осмелился подняться на минбер после Сармоллы, никто не знал, что сказать в ответ ему.
Более того, как ни снедала их злоба, они не могли выказать ее на людях, отчего досада и ненависть настолько распирали их изнутри, что слепой кари, халфе Шарифжан и прочие готовы были лопнуть. Да и народ неожиданно повел себя так, будто вознамерился подразнить служителей Аллаха. Всем, стоящим возле минбера, были ясно слышны слова расходившихся людей:
- Барекельди, Сармолла!
- Хорошо сказал!
- Его слова - истинная правда...
- Да пошлет Кудай ему удачи!..
Все эти высказывания, доносящиеся из толпы, мучительным эхом отзывались в голове каждого из вероучителей - слепого кари и муэдзина Самурата, халфе Шарифжана и остальных. Едва Сармолла сошел с минбера, как двое мулл решительно взяли его под локти и подвели к хазрету. Заметив такое дело, прихожане, уже покидавшие двор, задержались, и вокруг Сар-моллы собралось немало людей из числа городских торговцев, несколько человек из степи, а также казахи-горожане.
Были среди них и люди, которые обычно не имели обыкновения хаживать в мечеть, однако на сегодняшний пятничный намаз они пришли с большим интересом. Уже пополудни до всех горожан, караванов, прибывших со степи, завсегдатаев базара дошла прелюбопытная весть о том, что вчера ночью возле мечети бодались меж собой муллы.
Эти люди были в основном городские обыватели, базарные торговцы, приезжие аткаминеры - публика, обычно не проводившая много времени в мечетях. Но в различных раздорах и стычках, горячих словесных схватках на пустом месте, в порожнем словоблудии - они были как рыба в воде. Неудивительно, что они бросили всяческие дела, отложили важные поездки, чтобы в свое удовольствие пронаблюдать назревающий скандал. Именно потому не расходились, что пришли в мечеть не по велению души, а за зрелищем, но зрелища как такового и не было: лишь произнесенные с минбера слова... Первые, сказанные имамом в хутпе, лишь угнетали, наводили на безнадежные размышления. Но то, к чему призывал Сармолла, все же порождало какую-то надежду.
Невдалеке от входа в мечеть сидели, поджав ноги, люди степи - двое в тымаках на манер тобыктинцев и еще один с русой бородой. Разговор меж ними шел хоть и вполголоса, но довольно-таки разгоряченный.
- Сейчас послушаем, что скажет Сармолле их главный.
- При народе-то они не злословят, однако наедине друг на друга орут - будь здоров, еще как!
- То-то же, покажут сейчас свое неприкрытое лицо!
- Как я понял, Сармолла заехал местным мулам промеж ног.
- Муэдзин Самурат, слепой кари, коих я знаю, как облупленных, готовы драться с Сармоллой до смерти.
- Наверное! Как же им не горевать, если добыча ускользает из рук?
Тем временем к Сармолле, стоящему напротив хазрета, разом подошли трое - халфе Шарифжан, слепой кари, муэдзин Самурат. Они заговорили с тихим укором, их слова казались вполне приличными, однако сообразительному человеку было ясно, что Сармоллу они сейчас выставляли как закоренелого грешника.
- Сармолла, разве можно так говорить с людьми, столь свободно толковать древние заветы?
- Бедный, необразованный народ и так блуждает в темноте, а ты еще дальше загоняешь его в пучину невежества!
- Неужто жалко прочитать лишний раз молитву хадис аята, посвященную жертвам напасти, молитву, которая звучит в эти дни на устах многих мулл?
Сармолла, казалось, не слышал этих слов, лишь чуть дернул плечом. Под его рыжими усами скрывалась едва заметная улыбка: если он и сердился на мулл, то хорошо это скрывал. Глядя только на хазрета, который также уставился на него снизу вверх, Сармолла повторил лично ему, в сущности, уже раз произнесенные слова:
- То, что я сказал с минбера, это не только мои соображения. Каждый, кто в эти тяжелые дни проникнется людским горем, поймет и одобрит меня. Вот и всем известный Абай-ага придерживается того же самого мнения, а это, согласитесь, личность мудрая, глубоко уважаемая нашим степным и городским народом, теми видными людьми, которые почитают и вас как имама.
Так как Сармолла говорил громко, специально для глуховатого старика, его