Дом на линии огня. Хроника российского вторжения в Донбасс - Дмитрий Дурнев
Через несколько дней я сфотографировал еще одну очередь — к банкомату возле офиса „Проминвестбанка“. Хотя вооруженные формирования „ДНР“ уже вовсю грабили отделения, люди по-прежнему получали зарплаты и пенсии в гривнах на свои карточки и кое-где иногда в банкоматы загружали купюры. Кое-как продолжала работать и наша типография — газета „Гид-ТВ“, наш самый большой заказчик, уже закрылась (главный редактор выехал в Ужгород и стал там работать электриком), но я цеплялся за футбол: печатал программы к играм донецких клубов и почтой пересылал их в Киев.
Ситуация на фронте менялась несколько раз. В том же августе измотанный боец батальона „Восток“ остановил нашу машину, когда мы с итальянским коллегой помогали выехать из Донецка семье друзей: два журналиста с аккредитациями, мы разместились на передних сиденьях двух машин в качестве живого щита. Увидев удостоверение „Московского комсомольца“, солдат вдруг начал кричать: „Где же ваша помощь, где Россия?!“ В тот момент украинская армия обходила Донецк, перерезая пути, по которым „сепаратистам“ поставляли провиант и оружие, а добровольческие батальоны приближались к Иловайску, крупному железнодорожному узлу рядом с российской границей, взятие его отрезало Донецкую агломерацию от пограничных переходов. Отчаяние бойца было очень понятным.
А потом в дело и правда вступила Россия — под Иловайск ввели части регулярной армии, окружив украинские силы в городе. Российские военные, которые еще стеснялись своего появления на территории другого государства, пообещали предоставить „зеленый коридор“, а когда по нему начали выходить колонны, их просто расстреляли. На тот момент это были самые большие одномоментные потери Украины: погибли больше 300 человек.
Параллельно в Донецке продолжали производить картинку для российского телевидения. 24 августа, в День независимости Украины, полсотни украинских пленных под камеры прогнали колонной по площади Ленина. Конвою выдали старые карабины Симонова со штык-ножами, вслед за колонной пустили поливальную машину, которая мыла асфальт, — чтобы создать рифму к проходу немецких пленных через Москву летом 1944 года. Толпу на этом позорном мероприятии изображали родственники бойцов отрядов Стрелкова: их разместили в студенческих общежитиях неподалеку от площади Ленина, делать им в городе было нечего, и они по первому зову участвовали в любых митингах „республики“.
Бои под Иловайском стали своеобразным водоразделом. Одновременно с ними на юге шло наступление российских частей на Мариуполь: был момент, когда оккупация казалась возможной — народ выстраивался в очереди за бензином и выносил все продукты из магазинов. Главной силой обороны Мариуполя стал добровольческий батальон «Азов», у которого после этой кампании появился танковый взвод из дюжины трофейных российских и брошенных в полях своими экипажами украинских танков. ВСУ не могли заново возродиться за считаные месяцы при новой власти, были большие проблемы со всем — от техники до боеспособности. Это главная причина переговоров после разгрома в Иловайске.
Первые Минские соглашения подразумевали перемирие и отвод от линии соприкосновения танков и прочей серьезной техники с калибрами стволов более 100 миллиметров: все эти боевые машины по идее должны были стоять в специальных местах под контролем наблюдателей миссии ОБСЕ. Еще от „Минска-1“ в сухом остатке мы получили подробную карту линии разграничения: картинку, где чья земля по состоянию на начало сентября 2014 года. Россия начала перекраивать эту карту с первого дня, не отводя войска от Донецкого аэропорта и сел под Мариуполем, откуда город можно обстреливать из минометов. Впрочем, главной проблемой стало то, что с России и спросить формально было нельзя. В Минских соглашениях РФ официально выступала как „наблюдатель“, при том что в реальности создала эту войну и непосредственно в ней участвовала.
После первого Минска отправились домой, в Россию, первые агенты „Русской весны“ — Игорь Стрелков, Александр Бородай, Игорь Безлер и прочие граждане. Создавался орган с громоздким названием „Совместный центр контроля и координации вопросов прекращения огня и стабилизации линии разграничения сторон“ (СЦКК) — в нем должны были вместе работать украинские и российские офицеры. Кроме того, в соглашениях содержалось много абстрактных российских пожеланий о федерализации Украины.
В реальности худо-бедно работала только договоренность о прекращении огня — и то недолго. В декабре 2014 года группа российских офицеров, работавших в СЦКК, выезжала после очередной своей смены с территории Украины. Выезжали как положено: не через участок границы напротив Ростова-на-Дону, который Украина не контролировала, а через официальный пограничный переход под Харьковом. Никакого дипломатического иммунитета у них почему-то не было, так что их багаж досмотрели — и там обнаружились награды от Александра Захарченко, который к тому времени с санкции Кремля стал „главой ДНР“. Все это сняли на видео, и так Украина показала, что „наблюдатели“ совсем не нейтральные. Россия воспользовалась инцидентом и убрала своих официальных военных наблюдателей из „ДНР“, после чего в их офисы зашли „офицеры народной милиции ДНР“: РФ продолжала настаивать, что в Украине происходит „внутренний конфликт“, а значит, киевская власть должна вести прямые переговоры с марионетками в Донецке и Луганске.
Однако украинцы с „сепаратистами“ не готовы были иметь дело в принципе. Фактически после этого СЦКК потерял смысл. В „ДНР“ эти „наблюдатели“ стали просто производителями пропагандистского контента — на их сообщения ссылались местные подконтрольные СМИ, а иногда и московские. Украинские офицеры СЦКК теперь общались с наблюдателями из миссии ОБСЕ — они стали единственной ниточкой на земле, которая связывала обе стороны в сложных безотлагательных вопросах типа перемирия для сбора тел убитых, технологических пауз в боях для проезда через линию соприкосновения поездов с рудой или доставки персонала в серую зону для работы на Донецкой фильтровальной станции, которая чистила водопроводную воду для полумиллиона человек по разные стороны от линии фронта.
Пока Россия наводила в Донбассе свой порядок, регион фактически взяли в вооруженную аренду. Люди с автоматами не вмешивались в глубинные процессы — они просто пытались урвать денег от проходящих мимо потоков. Выглядело это, например, так. Шахты Макеевки давали уголь для Старобешевской ТЭС, а та питала электричеством Мариуполь, включая тамошние гигантские металлургические предприятия. Макеевка и Старобешево были под контролем „ДНР“, а вот Мариуполь — уже нет. Шахты частично принадлежали государству, частично — структурам Рината Ахметова. Старобешевская ТЭС входила в состав компании „Донбассэнерго“, которую в 2013 году собирались отдать старшему сыну президента Александру Януковичу. Все стороны пытались влиять на боевиков доступными им средствами, часто по-свойски договариваясь со своими бывшими сотрудниками.
Украина не выполняла Минские соглашения, а Россия именно нарушала их по всем статьям — это разные подходы. Украина готова была работать с новыми местными властями „отдельных районов Донецкой и Луганской областей“, резонно надеясь, что совместное строительство мирной жизни нивелирует роль наиболее радикальных пророссийских лидеров. Россия тем временем деловито обустраивалась на (гибридно) захваченных территориях — например, там провели некие „выборы“, после чего Москва в жестко-приказном порядке начала строить совершенно ручную политическую систему с прицелом на будущее: с „республиками“, у которых были „главы“, „народные советы“ и совсем не игрушечные „народные милиции“, на вооружении которых было больше танков, чем у немецкого бундесвера. Ничего этого Минские соглашения, конечно, не предусматривали.
Политическая система самопровозглашенных образований выглядела откровенно смешно: в Донецке политические партии запретили, а вместо них сформировали
