Дом на линии огня. Хроника российского вторжения в Донбасс - Дмитрий Дурнев

Во время пыток задавали все те же вопросы и периодически смеялись, веселились, то есть получали удовольствие.

Меня также угрожали накачать наркотиками и поместить в комнату к насильникам. Также угрожали выкрасть моих детей, если не буду отвечать на их вопросы так, как им нужно.

На допросах у сотрудников МГБ ДНР были кусачки, с помощью которых грозились отрезать мне фаланги пальцев, но, передумав, накинули мне струну на шею и начали душить. Три недели меня не мыли. За два месяца я помылся три раза. Мыли меня исключительно перед записью моих показаний на видеокамеру.

Перед записью видео мне дали текст для заучивания. Просили во время съемки моих показаний меньше смотреть на текст. Видеозаписи длились несколько дней. Неоднократно перезаписывали видео для лучшей достоверности и убедительности. Обещали, что мне вручат „Оскар“.

Сотрудники делали две видеозаписи: одну для сотрудников ФСБ, вторую — для СБУ. Для ФСБ один текст просили озвучить, для СБУ — другой. После того, как они получили видеозаписи, пытки прекратились.

Где-то в начале февраля меня перевели в комнату, где были вода, туалет, зубная щетка и паста. В комнате со мной был военнослужащий ДНР — снайпер Юра из Дружковки. Распорядок дня: кормили два раза в день, утром и вечером. Давали только кашу, обеда не было. В связи с таким питанием и ежедневным стрессом я потерял более пятнадцати килограммов. На прогулках был раз пять-шесть. Разрешали гулять только с пакетом на голове.

Во время изоляции я стал свидетелем систематического, ежедневного изнасилования девушек, которые там находились в заключении — запомнил девушку, которая занималась там уборкой, ее называли Шапокляк. Временами охранники объявляли сборы и выезжали с территории на боевой технике.

Еще на территорию приезжала женщина-бухгалтер и выдавала денежные средства военнослужащим. Из моей комнаты мне были слышны все разговоры и передвижения военнослужащих, так как звукоизоляция в помещении отсутствовала от слова совсем. Военнослужащие обращались к друг другу, используя позывные. Самого главного террориста называли Ярмак. Вся территория охранялась караулом, временами была слышна стрельба. Иногда расстреливали животных, забежавших на территорию».

После недель пыток и избиений в феврале 2019 года Марченко передали ФСБ России.

«На территории „Изоляции“ я подписал документы о том, что претензий к МГБ ДНР не имею. После этого мне надели на голову мешок, посадили в серебристый Renault и повезли в сторону таможенного пункта „Успенка“. Привезли на таможню, сняли мешок, отдали ремень и шнурки, а далее в сопровождении водителя мы пошли на КПП, который прошли без какой-либо проверки. В серой зоне, между двумя границами, меня передали сотруднику ФСБ РФ, который меня провел без досмотра на территорию России. При моем проходе через границу присутствовал начальник российского таможенного пункта. Потом мне снова надели пакет на голову и посадили в микроавтобус Volkswagen, а затем повезли в неизвестном направлении.

Через два с половиной часа меня передали другим сотрудникам ФСБ — как впоследствии выяснилось, краснодарским. Через небольшое отверстие в пакете на моей голове я увидел, как сотрудник ФСБ украл из моей сумки сто долларов и тысячу рублей. Еще через два часа меня привезли в ФСБ Краснодарского края, сняли пакет и начали допрашивать в качестве свидетеля по уголовному делу в отношении Филюрского. Я неоднократно сообщал, что меня похитили и пытали, на что реакции со стороны сотрудников ФСБ никакой не последовало.

После допроса в ФСБ меня отвезли в отдел полиции для составления протокола о якобы неповиновении законному требованию сотрудников. Затем посадили в „стакан“ (изолятор временного содержания) до утра, а утром состоялся суд. Когда меня везли в суд, через других задержанных у меня получилось отправить СМС своей супруге о моем месте нахождения.

На протяжении моего содержания в спецприемнике ко мне приезжали сотрудники ФСБ и вывозили на допрос, где я просил, чтобы все вопросы задавали в присутствии адвоката, однако в этом мне было отказано. 23 февраля 2019 года в здание ФСБ, где проходил мой очередной допрос, зашел один из тех, кто пытал меня на территории ДНР, достал мешок и сказал, чтобы я подписал нужные им показания, иначе меня отвезут обратно в „Изоляцию“.

Затем меня задержали еще на пятнадцать суток. В ходе этого срока сотрудники ФСБ мне сообщили, что дело находится на контроле в Москве».

После двух месяцев мытарств и пыток по разные стороны границы Марченко обвинили в шпионаже уже в России. Якобы он имел намерение купить в России клистроны — такие электровакуумные лампы, которые используются для усиления электромагнитного сигнала, в том числе — в начинке зенитно-ракетных комплексов С-300. Выглядело это совершенно абсурдно со всех точек зрения. Даже российский суд не утверждал, что Марченко когда-то держал эти самые клистроны в руках или передавал за них лично кому-то деньги: ему вменялись вопросы о запчастях в личных сообщениях в фейсбуке, о которых дали показания свидетели. Ключевого свидетеля при этом суду даже не предъявили.

«Понимаете, Марченко обвиняют в том, что он собирал сведения, составляющие государственную тайну, в интересах Украины и украинских спецслужб, — объяснял мне Евгений Смирнов, адвокат Александра. — Между тем сведениями, которые суд расценил как государственную тайну, у нас в деле являются не документы или чертежи, а запчасти к военной технике, просто куски железа. Помимо этого, сам процесс сбора информации по нашему законодательству имеет место только в случае, когда человек получил сведения, имеющие гриф „государственная тайна“. Однако Марченко не то чтобы не получал где-то государственную тайну — он не получал даже эти запчасти к технике, он их ни разу не видел, не держал в руках и не знает, как эти предметы выглядят».

Все это не помешало российскому суду вынести обвинительный приговор и отправить Марченко в колонию на 10 лет. Его красавица-девушка Екатерина Бессараб не бросила своего несчастного гражданского мужа и годами боролась за него на всех площадках, где только могла, ярко выделяясь со своими плакатами в защиту «политзаключенного Александра Марченко» на любом митинге родственников военнопленных. Марченко признал политзаключенным российский «Мемориал», но его любимая «ламборгини» стала для Бессараб чем-то вроде проклятья: по словам Екатерины, в комиссии по политзаключенным при министерстве по вопросам оккупированных территорий и перемещенных лиц представители украинского МИДа из-за наличия в деле этой «элитной» машины все время блокировали выделение финансовой помощи семье, и с попаданием в списки на обмен тоже не все было ладно.

А потом началась полномасштабная война, и Россия, по сути, перестала быть частью международной правовой системы. Она больше не соблюдает Женевскую конвенцию — Кремль вышел из механизма проверки ее соблюдения, истории украинских военнопленных, которых пытают и убивают, невозможно читать. Россия больше не признает юрисдикции никаких международных судов, в том числе ЕСПЧ. Марченко продолжает сидеть в РФ свой срок. Адвокаты рассказывали мне, что 10 лет по статье о шпионаже — это все равно что признание невиновности, признак того, что в секретном деле нет никаких доказательств вины обвиняемого.

Вот художница Евгения Йепес — весьма необычный человек, обладательница видов на жительство в Испании и Норвегии,