Дом на линии огня. Хроника российского вторжения в Донбасс - Дмитрий Дурнев
Это не шутка — художница думала, чем бы заняться в жизни, и решила поучиться швейному делу в Донецке. Таких людей хватало — тех, кто приезжал в свой бывший город из Европы за дешевыми услугами стоматологов, косметических хирургов, иногда даже проституток. Все они никак не примеряли разговоры о концлагере «Изоляция», арестах по доносу соседей, умопомрачительных сроках и обменах лично к себе.
Квартира Евгении была в самом что ни на есть элитном центре — возле старого донецкого гастронома «Москва» с балконом, выходящим на центральную улицу Артема. В июне 2020 года, перед российским государственным праздником, ей на этот балкон — как и на все соседние — повесили российский флаг, никого ни о чем не спрашивая. Евгения Йепес, единственная на всей улице, ни разу не задумавшись, взяла и сорвала этот флаг — оторвала от своей частной собственности кусок материи и кинула вниз в люльку крана, где сидели коммунальные рабочие.
Через пару часов под дом приехали сотрудники МГБ, подогнали персональную вышку и повесили на балкон Евгении уже флаг «ДНР». Йепес сорвала и его, случайно порвала ткань, выкинула флаг в мусорное ведро, а потом вынесла его на помойку во двор. Все это снимали на камеру донецкие чекисты, фиксируя «преступления против государственности ДНР».
Штурмовать ее квартиру пришел целый отряд, но нарвались они на донецкую женщину с характером. Евгения орала, не открывала дверь, требовала вызвать соседей — и все это транслировала по телефону несчастному мужу. Аннибаль Йепес поднял на ноги всех, кого мог, написал десятки писем правительствам стран, где семья жила, во все международные организации, что знал, и даже знакомых с проблемой журналистов нашел — меня вот, например. Через две недели Евгения вдруг вышла к нулевому блокпосту украинской армии — после двух суток в «Изоляции» и двух недель в чуть более мягких условиях официального изолятора предварительного заключения ее оштрафовали в суде и просто «депортировали».
Когда она была уже в Киеве, я смог с ней подробно поговорить. Она считала, что первые два дня провела в концлагере «Изоляция», но по своему опыту скажу, что это могла быть и импровизированная тюрьма в подвалах здания МГБ.
«Вы не знаете, день или ночь, у вас на голове пакет, повернуть голову на тридцать градусов нельзя, сразу окрик, всех, кто там работает, ты видеть тоже не должен. Когда кто-то входит в камеру, ты должен встать лицом к стене с пакетом на голове и снимаешь его, как только закрывается дверь. Там был один нормальный мужик в утренней смене, остальные просто наводили ужас.
Как они там кричат! Я попросила туалетной бумаги в самом начале, он на меня как закричал: „Поговори мне еще, блядь! Хочешь в подвал пойти?!“ И осталась я, извиняюсь, со своим нервным поносом с ведром с фекалиями в камере без окон.
Камера была крошечной, наверное, чтоб сидели по одному. Я там мало времени провела, хотя в стрессе мне показалось, что довольно долго. Мне было плохо, еще и тошнило на нервной почве — я отказалась от завтрака, так что не могу вам сказать, как там кормят и во сколько меня повезли на допрос. Мне сразу задали с ухмылочкой вопрос, как я провела ночь? Сказали: „Если будете упираться, вы там проведете много ночей и много месяцев. И суть не в том, что вам присудит суд, суть в том, что до суда вы можете провести там много лет! Вы говорите, вам не понравилось место, где вы пребывали, но вы не видели его полностью! Вы побывали в лучшем варианте, по сравнению с тем, что там обычно происходит, с вас там просто пылинки сдували!“
И потом прокурор говорит: „Это еще не все, Евгения! Флаг — это только начало. Вы должны признать, что испытываете неприязнь к России!“ Я говорю: „Извините, я в России была проездом, с одной ночевкой в Москве у знакомой в 2008 году и говорить, что я испытываю к ней какие-то чувства — все равно что спрашивать у меня, испытываю ли я неприязнь к Китаю. Для меня все это полная абстракция“. А он мне: „Я вам это и говорю, вы — либерал! Вам чужд русский мир! Вы же не можете отрицать, что живете в Испании, у вас западные взгляды!“»
В конце разговора я спросил, что Евгения хотела бы сказать своим недавним мучителям. «Знаете, они там всерьез думают, что Россия — мировой лидер, а США уходит на задний план и вот-вот вообще, так сказать, чуть ли не перестанет существовать, — это, кстати, беда многих дончан, — ответила Евгения. — Ребята, что меня допрашивали, тоже так рассуждают, и раз уж залезли в такую сферу, то никакого шанса отступить не имеют — они-то пойдут до конца. Но если они всерьез считают, что вот-вот их республика будет признана, то все хорошо в меру. Подвергать таким репрессиям людей — это работать против своих интересов на международной арене. Надо все-таки градус зверства поубавить, причем во много, много раз!»
Самое удивительное, что в Донецке на этот «градус зверства» внезапно очень обиделись. После публикации материала мне через знакомых передали, что заголовок с «градусом зверства» — это перебор, потому что к этой «испанской художнице» отнеслись очень мягко, а она совсем не оценила своей удачи. И правда — Евгению Йепес не насиловали на допросах, гражданку ЕС не объявили шпионкой и искательницей клистронов и не посадили на 10 лет строгого режима.
Вот Василий Деркач, гражданин России 1940 года рождения. А он-то тут при чем? Как мог пожилой россиянин оказаться среди политзаключенных в «ДНР»? А вот мог. История Деркача на самом деле была вполне типичной для Донбасса. Из родного села в Запорожской области он в советские 1960-е приехал в большой город — Макеевку — учиться в горнопромышленном училище. А после училища сразу завербовался с молодой женой работать на Шпицберген и дальше все время жил и работал на Севере, дольше всего — в Норильске.
Заработав большую северную пенсию, Василий Иванович перебрался в городок Зугрес Донецкой области — чтоб поближе быть к российской границе. Дело было в том, что учитывать советские льготы и надбавки независимая Украина отказалась, и Деркач проявил смекалку: снял флигель в селе под Матвеевым Курганом в Ростовской области, получил там регистрацию и переоформил пенсию уже как россиянин, сохранив в Украине вид на жительство. От Зугреса до Матвеева Кургана — километров двадцать и одна государственная граница: до войны Деркач свободно снимал с карточки российского Сбербанка гривны в любом местном банкомате.
С 2014 года банкоматы российские карты принимать перестали. За деньгами приходилось ездить каждый месяц на электричке. Это была главная неприятность: жена Василия Ивановича давно умерла, дети разъехались, война, может, и шумела, но как-то негромко. И вот как-то раз Деркач позвонил в справочную железнодорожной станции Иловайска, чтобы выяснить, как ходят электрички в Россию. Электрички не ходили, а через пару часов после звонка к нему в квартиру ворвались четыре автоматчика: дело было 24 августа 2014 года, в Иловайске шел бой, и, скорее всего, в 74-летнем дедушке заподозрили «корректировщика огня».
Поскольку Деркач был староват и глуховат, его не убили, а отправили на «исправительные работы». «Отвезли меня в село Придорожное на рытье окопов, — вспоминал Василий Иванович. — Там такое врытое в земле осиное гнездо было тогда, какие-то блокпосты,
