Дом на линии огня. Хроника российского вторжения в Донбасс - Дмитрий Дурнев
Примерно так же о «ДНР» писал и я. Честно говоря, когда рассказываешь о пытках в подвалах захваченного здания областного СБУ или о концлагере «Изоляция», слова типа «мерзавцы», «сволочи» как-то вянут, не работают, не соответствуют запредельной обыденности зла.
Для большинства донецких людей, которые не попадали под обстрелы и на подвалы, вся эта «молодая республика» выглядела какой-то опереттой в стиле фильма «Свадьба в Малиновке». Всё понарошку, а вот дома — родные, понятные, уютные, большие квартиры на бульваре Пушкина и в других «наследственных» местах у судей, врачей, важных пенсионеров — вполне реальные, с привычной мебелью, удобными кроватями, милыми душе вещицами повсюду (тут меня поймет только беженец). И все эти люди, несмотря на оккупацию, тихо ездили домой отдохнуть.
Тут тоже был свой водораздел — им стала история судьи Сергея Шлыкова. Выехав с оккупированной территории, он получил место в Приморском районном суде Одессы. И вот осенью 2015 года украинский судья поехал отдохнуть от моря в отпуск домой, в родной Донецк. И на радостях, не понимая новых местных реалий, пошел вечером в любимый ресторан «Сан Сити». Заведение это пользовалось в ту пору популярностью у богатых военных — какой-нибудь комбат мог сдать в металлолом подбитый БТР и гулять там месяц. Вот с какими-то военными у Шлыкова и случился конфликт. Вызванные на драку сотрудники местной полиции с изумлением обнаружили, что в числе задержанных в центре Донецка — действующий судья Украины.
Через пару дней Сергей Шлыков с грустным лицом уже давал пресс-конференцию о том, что он не согласен с происходящим в Украине и поэтому «добровольно» возвращается домой, работать судьей «на республику». После этой истории украинские действующие государственные служащие, включая юристов, перестали ездить в «ДНР».
Так потихоньку ковалась новая реальность. Донецк опрокидывал пирамиду Маслоу: там в основании личная безопасность, наши люди в качестве базы определили свои собственные квартиры и дома. К несвободе привыкаешь быстро — особенно если выбираешь ее сознательно. В одном пакете с опцией «жить во что бы то ни стало дома» жители Донецка получали вкусную еду в кафе рядом и строгий комендантский час с 23:00 до 5:00 каждый день, отсутствие ежемесячной платы за аренду и возможность сесть за нежелательные разговоры с соседями, полупустой класс у ребенка и пророссийскую программу в школе. Я помню, как у моих близких знакомых сын в 2015 году был единственным выпускником в школе возле Крытого рынка: в центре жили люди со средствами, они детей старались учить качественно и увозили их подальше.
Когда людям в оккупации еще не запретили фейсбук, наши старые друзья иногда выкладывали свои новости и не понимали реакцию украинцев. Ставит на своей страничке мой друг Руслан итоговый годовой табель своей дочки отличницы, чтоб похвастаться, — а он на русском, и там одни «пятерки», в том числе по предметам «Уроки гражданственности и духовности Донбасса», «История Отечества» и «Начальная военная подготовка». В Украине 12-балльная система оценок, как в Европе, — это российские кураторы образования изменили первым делом, а еще сделали пребывание детей в садах дольше на год: у дошкольников при России самое агрессивное патриотическое воспитание.
«Ну мы ж были там пионерами при Союзе? И ничего, выросли как-то!» — говорила мне за столом в Донецке подруга, глядя на своих двух детей. У нее в социальных сетях потом частенько стояли фото сына в хоккейной форме с флагами и гербами «ДНР», она их, возможно, уже не замечала. Кем выросли ее дети, нам еще предстоит узнать, но точно гражданами России.
Множество ресторанов в городе существовали с одной целью — дожить до лучших времен, избежав разграбления и сохранив людей и оборудование. Тут не до рентабельности, плясали от платежеспособности клиента — в первые годы оккупации в приличном ресторане можно было вкусно пообедать за 200 рублей (примерно три доллара). Поужинать там уже было затруднительно из-за комендантского часа, который придавал донецким домашним посиделкам особенной душевности: нормально пообщаться за хлебосольным столом можно было только с ночевкой и дальнейшим утренним кофе или опохмелом.
Комендантский час, ко всему прочему, уничтожил спортбары. Моего товарища, футбольного арбитра Диму Жукова, задержал патруль, потому что он засиделся в гостях за просмотром матча Евро-2016 и перебегал к себе домой чуть позже 23:00 — он провел ночь в отделении местной полиции. Обычно всех не сильно подозрительных держали в коридорах районных отделений до пяти утра — в назидание, на будущее. Подозрительные просто исчезали.
Не было вечерних сеансов в кино, да и с фильмам были сложности — из-за санкций актуальные новинки Голливуда в Донецк не доезжали, но кинотеатры работали на российских премьерах, на «специальных показах» старых советских патриотических фильмов, на мультфильмах и иногда пиратских копиях некоторых западных картин.
А еще театр! До войны самым престижным в Донецке был областной Оперный театр во главе с Вадимом Писаревым, обладателем приза «Лучший танцовщик мира — 1995» от ЮНЕСКО. Писарев входил в местную элиту, получал государственное финансирование на все большие проекты — ежегодный фестиваль «Звезды мирового балета», например. Балет — особый мир, кадры под него готовятся с детства: жена Писарева занималась балетной школой, и их ученицы оставались в Донецке, несмотря ни на что — в том числе на войну и оккупацию. У кого-то из них выехали семьи, но квартиру для дочек продолжали снимать: балетная учеба не могла прерываться!
Потихоньку Вадим Писарев стал заметным коллаборантом, а театр получил российское финансирование, но как-то постепенно потерял публику.
А вот Драматический театр, несмотря на отъезд лучших актеров, смог восстановиться и со временем стал в Донецке новым центром притяжения, хотя и не давал вечерних спектаклей из-за того же комендантского часа. На спектакли невозможно было взять билеты за три месяца. Я как-то попытался написать об этом феномене, меня вывели на распространительницу билетов — так она послала меня куда подальше, решив, что под предлогом интервью я пытаюсь «выдурить» себе заветный пропуск на очередную премьеру.
Самое позднее представление в Драме начиналось в 17:00, обычно это происходило по воскресеньям, и под такой «поздний» спектакль организовывали несколько автобусов, чтобы успеть развести зрителей по дальним спальным районам — их маршруты печатали на театральных афишах.
Своего зрителя приумножила и Донецкая филармония. Из-за санкций до 2022 года мало кто ездил на гастроли в Донецк даже из России — репертуар строили на своих исполнителях и приезжих поклонниках «Русской весны», самой звездной из которых стала американская пианистка Валентина Лисица. Лисица родилась и выучилась играть в Киеве, эмигрировала в 1991 году, но к 2015-му возненавидела свою бывшую родину. В «ДНР» был целый культ этой исполнительницы, доходило до организации концертов классической музыки под открытым небом в парке имени Ленинского комсомола при пяти тысячах зрителей.
В остальном филармония работала на внутренних резервах — часто это были какие-то вечера (вернее, дни) популярной музыки из аполитичных мультфильмов (почему-то помню представление «Старик Хоттабыч») или концерты с названиями вроде «Песни великой эпохи», «Вечные песни СССР», «Прекрасное далеко», «Вечер памяти Пушкина по мотивам его повестей»…
Были и другие развлечения, но предаваться им надо было с толком и пониманием контекста. Ночные клубы работали сначала на «новую элиту» — офицеров и коллаборантов, — а уж потом просто на людей с деньгами: деньги в «ДНР» ни от чего не защищали, скорее,
